class="p1">Когда до Дома дружбы осталось пройти метров сто, они остановились перед витриной магазина игрушек. Павел Иванович накануне так и не выбрал подарок для внука и сейчас вспомнил об этом. Всё, что находилось за стеклом, казалось волшебной сказочной декорацией. Он стал с интересом рассматривать яркие машинки и самолёты, кукол, клоунов и зверюшек. В центральной части витрины была выставлена действующая детская железная дорога, по которой ездил маленький паровоз, виртуозно петляя на виражах, преодолевая попадающие на его пути тоннели и мосты и проезжая мимо кукольных домиков. Этот паровозик напомнил старому партизану его детские мечты. Тогда он хотел стать машинистом и работать на таком вот паровозе.
Дима заметил, как подобрело лицо Судохватова, поэтому отважился задать вопрос:
— Если эта забастовка приведёт к гражданской войне в Европе, то, наверное, людям станет только хуже? Не будет работы, не будет еды. Некоторые даже погибнут.
Павел Иванович даже не сразу понял, о чём спрашивает этот парень. У него самого не было никаких сомнений в правильности своих действий.
— Совсем недавно эти милые добрые европейцы думали, как проще и надёжнее уничтожить нашу страну. Как легче убивать нас с тобой. Тогда, тридцать лет назад, у них не получилось… Но люди не меняются. Сейчас эти улыбчивые граждане готовы попробовать ещё раз. Может быть, другими методами. Я солдат. Мне наплевать на Италию. Если понадобится столкнуть лбами в кровавой войне всех европейцев, я ни на секунду не задумаюсь. Мне главное, чтобы в моей деревне на Оке под Рязанью люди жили счастливо и спокойно. Ради этого я здесь. А ты, если не дурак, должен сам всё это понимать.
Судохватов оставил Диму у витрины и пошёл дальше.
Если бы всё было так просто… Павел Иванович прекрасно понимал, что шансы довести дело до конца ничтожно малы. Как только запахнет жареным, из Москвы начнут звонить, требуя остановить протесты. Когда предают генералы, не важно, как бьётся солдат на линии огня. Но это не снимало ответственности с него лично. Свою работу он обязан сделать, несмотря на то, что в его голове всё чаще и чаще появлялись грустные мысли:
«Если во власти твоей страны предателей и бестолковых мерзавцев больше, чем тех, для кого страна дороже всего, то твоя ли эта страна?»
Глава 13
«Если ты не дурак, должен сам всё понимать, — вспомнил Дмитрий слова Павла Ивановича. — Что я должен понимать?..»
Как только он вернулся в Дом дружбы, его опять без всяких объяснений заперли в комнате.
Дмитрий, не раздеваясь, завалился на кровать и у него в голове сразу закрутились невесёлые мысли. Если это домашний арест, то почему ему разрешили пойти с Судохватовым на такую ответственную встречу? Нелогично. Да и должны же ему, наконец, сказать, в чём его обвиняют.
В детском доме на Васильевском острове, где он провёл всё своё детство, порядка было больше, чем здесь. Директор Захар Лазаревич, был для воспитанников представителем бога на земле. И не только для них. Его побаивались и уважали все: от маленьких нарушителей дисциплины до заведующей учебной частью, которая вынесла на себе под обстрелами с поля боя десятки раненых солдат.
Есть в некоторых людях нечто такое, что заставляет беспрекословно и даже с удовольствием выполнять их распоряжения. Захар Лазаревич был именно таким. Если у тебя внутри этого нет, то сколько не тужься, сколько не морщи лоб, делая суровое лицо, сколько не сыпь грозными рублеными фразами, никто тебя серьёзно воспринимать не будет. И тем более уважать.
Дмитрий провёл в Доме дружбы всего несколько дней, но уже понял, что здесь такого человека не было. Поэтому каждый тянул одеяло на себя. В результате бардак.
Но не это его сейчас волновало больше всего. Как ни пытался он не думать о Софии, ничего не получалось. «Где она сейчас? С кем? Что делает?» Дима не мог и сам понять, чего сейчас больше в его чувствах — любви или ревности.
«Ничего хорошего из таких отношений получиться не может, — обреченно твердил себе Дмитрий. — Даже если бы она была свободной, её семья вряд ли обрадовалась бы знакомству со мной. К тому же в любой момент меня могут отправить из Италии обратно в Советский Союз…»
Он повернулся на бок, надеясь заснуть. Не получилось. Как только закрыл глаза, мыслей стало ещё больше.
Вдруг он услышал глухой стук: что-то ударилось в стекло, потом ещё раз. Дима встал и подошёл к окну. Отодвинув тяжелые шторы, увидел внизу Софию. Она подбирала шишки, упавшие с невысокой разлапистой сосны, и бросала их, пыталась попасть в его окно на втором этаже.
Он быстро открыл две задвижки и распахнул узкую створку.
— Я соскучилась, — негромко произнесла София. — Сможешь выбраться?
Его комната находилась на втором этаже, до земли было метров шесть. Чуть ниже окна проходил широкий карниз. Дмитрий вылез, встал на него и осторожно прошёл до водосточной трубы. Цепляясь за нёе пальцами, спустился на землю. Девушка внизу попыталась ему помочь, и из-за этого он сразу упал к ней в объятья. Первым желанием было прижать Софию к себе, но он вспомнил, что здесь лучше не задерживаться. Дима взял её за руку и потащил подальше от здания. Только свернув за угол, в каком-то переулке, уже не в силах сдерживаться, он обнял её и попробовал поцеловать.
— Охранник мне сказал, что тебя арестовали. Это правда? За что? — мягко пытаясь выскользнуть из объятий, взволнованно спросила девушка.
— Правда. Но за что, я и сам не знаю, — ответил Дмитрий, не выпуская Софию и пытаясь губами поймать её губы.
— Это не опасно? Что теперь тебе будет?
— Не знаю, — честно сказал Дмитрий и наконец-то догадался взять в ладони её лицо, чтобы она больше не могла увернуться. — Не хочу об этом думать.
Но поцеловать её так и не получилось. София вырвалась и отбежала на пару метров. Только сейчас Дима заметил, что она одета не как обычно. Сегодня на ней была очень короткая джинсовая юбка и длинная свободная разноцветная рубашка. Она с улыбкой смотрела на него, будто спрашивая: «Ну и как я тебе? Не очень вульгарно?»
— Я хотела сходить с тобой на одно мероприятие. А это, — София решила объяснить свой наряд и провела пальцами вдоль бедер, сделав балетный пируэт на одной ноге, — а это униформа для мероприятия. Ты согласен пойти?
— С тобой куда угодно!
— Тогда нам в метро.
Поезд в подземке был забит шумными, весёлыми ребятами с длинными волосами и в потёртых джинсах.
