Книга Макошин скит - Евгения Кретова

– Почему с родными нельзя видеться?

– Так потому что они снова к греху склонять будут, по рукам-ногам вязать. Им-то непривычно. По их мнению мы тут дурью маемся, секта у нас тут.

– Секта? – Карина встрепенулась.

Ольга, посмотрев на нее, звонко рассмеялась. Выпустила ее из объятий, потрепала по голове:

– Секта. Так и говорят местные… Люди злые в своем невежестве. Ты потом увидишь, когда немного пелена с глаз спадет.

Карина тыльной стороной ладони вытерла глаза, шмыгнула носом:

– Я скучаю. По парню своему…

Ольга покачала головой:

– Не скучай. Если дождется, то семья только крепче будет. А нет, значит, не твой это человек. Значит, Бог отвел с ним жизнь строить и детей рожать.

Карина внимательно посмотрела на нее: Ольга говорила всерьез, без тени иронии и шутки. Она искренне верила в то, что говорит.

Словно догадавшись о мыслях Карины, молодая женщина призналась:

– Ты не жди простого и легкого, простое и легкое только от Лукавого. Истинная вера, как и истинное счастье рождается в му́ках. Вот считай, ты свое счастье и строить сюда приехала.

– Одна, без него? Разве можно счастье в одиночку построить?

– Можно. Счастье оно одно на двоих, от него все греются… Ты не за него или за кого другого волнуйся, а за себя. Себя спасешь, и тем, кто рядом с тобой, хорошо будет. Это как в самолете, в случае аварии – если летишь с ребенком, сперва надень кислородную маску себе, потому ребенку. Так и тут. Сперва себя очисти, после ему поможешь. Поняла? – она доверительно заглянула в глаза, сжала ладонь Карины. Спохватившись, подтолкнула девушку: – Ты давай, переодевайся, я твою одежу в шкаф уберу. А то мне дел еще сегодня… – она выразительно закатила глаза. – До обеда не управлюсь, без обеда останусь.

Карина зашла за печку, задернула занавеску, стала стягивать с себя джинсы, свитер. Подумав, поменяла и белье – играть по правилам, значит, играть во всем. Иначе зачем она все это затеяла.

Дом Ефросиньи стоял на отшибе, чуть в стороне от остальных домов и хозяйственных построек. Небольшой, чисто выбеленный, он почти не отличался от остальных. Невысокое крепкое крыльцо, тяжелая дверь, ведшая в сени.

Карина зашла внутрь. Лавка, на ней – ведро. Внизу, под лавкой – галоши. В углу рядом со входом – веник. В противоположном – большая кадка для воды, сейчас, очевидно, полупустая.

Отряхнув валенки от уличной пыли, Карина постучала в дверь. И приоткрыла ее.

– Заходи, Агата, жду тебя.

Ефросинья сидела за столом, разбирала бумаги. Несколько стопок тетрадей, толстая книга вроде амбарной, в которую она как раз закончила вносить записи, неторопливо закрыла.

– Входи. Садись. – Она указала взглядом на лавку под окном.

Карина опустилась на нее, сцепила пальцы в замок в ожидании серьезного разговора.

Ефросинья скользнула по ней взглядом, собрала тетради в аккуратную стопку, водрузила поверх ручку и очки-половинки.

– Скажи мне, для чего ты здесь? Зачем пришла ко мне?

Карина подняла взгляд, проговорила тихо:

– Себя найти. Отдышаться и посмотреть на свою жизнь со стороны, чтобы понять, что в ней надо изменить.

Ефросинья кивнула:

– Чтоб смотреть со стороны, надо на другую сторону перейти. Понимаешь ли ты это?

– Понимаю, – соврала девушка, повторила сказанное когда-то Ефросиньей: – Отринуться от всего прежнего.

Матушка вздохнула, чутко среагировав на ложь:

– Хорошо, пусть так. Запомни, Агата, душа должна работать, чтобы не стать пищей для грехов твоих. Поэтому не жди, что по головке гладить буду, не жди, что будет легко. Испытывать буду, так и знай. И если воля твоя тверда, помогу тебе. Выйдешь отсюда светлой и чистой, как в день своего рождения. Поддашься грехам своим – выгоню прочь. И уж обратно на порог не пущу.

Карина кивнула:

– Я готова. За тем и приехала.

Ефросинья засмеялась:

– Да не затем. Ты думала тут что-то навроде курорта. Полежать, подумать о жизни, – она лукаво смотрела на девушку, ловко передразнила: – «Посмотреть на свою жизнь со стороны». Да чтоб смотреть на нее и видеть хоть что-то надо не один пуд соли съесть! Ну да ладно… Не в том суть. Главное – пришла. А это уже многое значит. И первое послушание выполнила.

– Какое?

– Ждать… Неужто ты думаешь, не знаю, когда городской автобус приходит на остановку?!

Карина опешила:

– Так вы специально… Сказали Младе, чтобы она задержалась?

– Конечно специально. Твердость воли твоей проверяла. Уехала бы домой – не велика потеря, скатертью дорога. А коль осталась, значит, сильна в тебе воля и желание очиститься. И понравилось мне, как ты Младу защищала, значит, дружить умеешь. Только знай – здесь, в скиту, это скорее против тебя – свои грехи и так тянут вниз, так ты еще и чужие взваливаешь на плечи. Впредь осторожней будь.

– Вы сказали, что накажете меня…

– Передумала я. – Ефросинья пытливо смотрела на девушку. – Пока будешь помогать послушницам, познакомишься с ними поближе, почувствуешь наше сестринство. У нас быт простой – все сами делаем. Работы в поле пока нет, но к ней подготовка идет полным ходом, лишние руки не лишние. Поселишься с Младой. Но помни – о прошлом никого не спрашивай, в грех не вгоняй, не тревожь чужие раны, о своих заботься. Поняла ли?

– Поняла. А можно… Можно своим как-то сообщить, чтобы не волновались. Сказать, что жива я.

Ефросинья посмотрела на нее, взгляд стал тяжелым, ледяным. Взяв со стола блокнот, развернула его на чистой странице, подтолкнула девушке:

– Пиши, что написать и кому. Я сообщу.

Карина взяла протянутый карандаш, развернула к себе блокнот. Написала: «Мама, со мной все в порядке, по возможности напишу через пару недель. Передай Рафаэлю, чтобы не волновался. Карина». И номер сотового.

Взгляд скользнул по неясному отпечатку продавленных предыдущей записью цифр +90 212 294-5248 Меджнул – удивило именно имя. Возможно, в нем ошибка, но оно выглядело как восточное, арабское. «Неужели здесь кто-то, отказавшийся от ислама?». Мысль показалась невероятной.

Но благодаря ей Карина сформулировала то, что ускользало от нее – она оказалась послушницей, ученицей женщины сильной, властной, и учение ее опирается на старые, домостроевские традиции, забытые десятки лет назад. По крайней мере, это объясняло многочисленные разговоры о вере, боге и пуританскую строгость быта. Девушка выдохнула с облегчением – все-таки то, что это не какая-то секта, успокаивало.

Ефросинья ее вздох поняла по-своему:

– Так что, передавать записку-то? – смотрела строго, будто испытывала на прочность.