СтахУ со спины, вознес корд над его головою и потом опустил этот корд острием на затылок короля Стаха. Тот клюнул носом, потом поднял голову, посмотрел в глаза Роману, и лицо его, залитое кровью, было как вопль ужасающий к Богу о мести.
— Что ж ты наделал! Ты ведь побратим мой, братец.
А потом, стараясь встать, крикнул:
— Многих людей лишил ты сейчас счастья. Зачем предал ты свой народ, отступник?
Роман второй раз ударил его мечом, и Стах упал, но дар слова не оставил еще его уст:
— Сейчас держись, предатель. Проклятие мое на тебя и на твой черный род! Да станет камнем хлеб возле губ твоих, да бесплодными будут жены твои, а мужья захлебнутся собственной кровью!
И потом сказал он печальным от слабости голосом, но жестоко:
— Изменил ты своему краю, побратим. Но мы не умрем. Мы еще явимся к тебе, и к детям твоим, и к потомкам твоим, я и моя охота. До двенадцатого колена будем мы мстить беспощадно, и не спрячетесь вы от нас. Слышишь, до двенадцатого колена! И каждое из колен твоих будет дрожать больнее и ужаснее, нежели я сейчас, у ног твоих.
И уронил голову. А его остолбеневшая охота наконец опомнилась и схватилась за ножи. И они сражались двадцать против троих, и битва была ужасной. Но трое одолели двадцать и убили или искалечили всех.
А потом они приторочили трупы и раненых, которые жалобно стонали, к собственным коням и стеганули их, и кони помчались как раз к Волотовой Прорве, не разбирая дороги.
И никто не заметил, что в теле короля Стаха еще была искра жизни. Кони летели в ночь, и слабая луна освещала их длинные гривы, и где-то впереди бегали по кочкам синие огни.
И из этого чудовищного стада доносился голос короля Стаха:
— Дьяволу предаю душу свою, ибо не помогает Бог. Держись, Роман, мы прискачем к тебе конные! Дрожи, Роман, трепещи, вечный враг. Мы придем! Мы отомстим.
И никто не знал, что правда была в этих словах, что оружием дьявола, правды, мести и кары стал король Стах. Не за то мстил он, что убил его Роман. Убийство никогда не получит такой кары, если это не убийство побратима.
Недолго они зажились на свете. Доезжачий Ворона первый увидел тени Стаха и его приспешников через две недели. Не разбирая дороги, мчалась дикая охота по самой ужасающей трясине, по лесу, по воде проток. Не звякали удила, не звенели мечи. На конях сидели молчаливые всадники, и болотные огни катились впереди дикой охоты короля Стаха как раз через трясину.
Алехно сошел с ума. Погиб после того и Дуботолк. Гетман литовский рассеял мужицкие полки, оставшиеся без предводителя, в сражении погиб Ярош Штамет. А Роман Яновский был жив и смеялся.
Однажды он был на охоте и возвращался один через вересковые пустоши домой. Месяц слабо светил на вереск. И вдруг забегали где-то сзади синие болотные огни, и долетели с той стороны пение рогов и еле слышный стук копыт. А потом появились тусклые тени всадников. Гривы коней реяли по ветру, бежали перед дикой охотой гепарды, спущенные со сворок. И беззвучно по вереску и трясине летели они. И молчали всадники, а звуки охоты долетали откуда-то с другой стороны. И перед всеми скакал, освещенный луной, туманный и огромный король Стах. И горели глаза и коней, и людей, и гепардов.
И Роман побежал, а они беззвучно и быстро скакали за ним, и кони порой перебирали ногами в воздухе, и пел дикий вереск, и луна равнодушно взирала на погоню.
И Роман трижды крикнул: «Дикая охота!..» таким голосом, что услышали даже люди в окрестных хатах. А потом дикая охота настигла его, и сердце его не выдержало. Так погиб Роман Яновский.
Многие с того времени видели на торфяных равнинах дикую охоту короля Стаха. И хоть карала она не всех, но мало у кого не разрывалось сердце, когда видел он на болотах мрачные тени всадников.
Так погибли сын Романа и сын его сына, после смерти которого я и пишу об этом на науку и устрашение его потомкам, которые, может, и сумеют добрыми делами лишить силы седое, давнее проклятие.
Стерегитесь трясины, люди, стерегитесь болот ночью, когда синие огни собираются и начинают пляски на самых гиблых местах. Там часто ночью увидите вы двадцать всадников на вороных дрыгантах [17].
И главный всадник мчится впереди всех. Шляпа с заломленным полем надвинута на его глаза, ноги привязаны к седлу. Не бряцают мечи, не ржут молчаливые кони. Только порой откуда-то издалека доносится пение рога. Реют гривы, болотные огни сияют под ногами коней.
По вереску, по гиблой трясине скачет дикая охота и будет скакать до тех пор, пока существует мир. Она — наша земля, нелюбимая нами и страшная. Помилуй нас, Боже!
Я оторвался от бумаги и встряхнул головою, желая избавиться диких образов. Берман выжидающе смотрел на меня.
— Ну, что пан, прошу прощения, думает об этом?
— Какая ужасающая, красивая и фантастическая легенда,— искренне воскликнул я.— Так и просится под кисть великого художника. И что только можно придумать!
— О, если бы это, простите, была только легенда... Вы знаете, я вольнодумный человек, я атеист, как каждый человек, живущий душою в нашем высокообразованном веке. Но в дикую охоту короля Стаха я верю. Да и странно было бы не верить. От нее погибли потомки Романа и почти вымер род Яновских.
— Послушайте,— возразил я.— Я уж говорил это одному человеку, но скажу и вам. Я могу восхищаться старыми легендами, но что меня заставит верить им? Потомки Романа погибли от «охоты» двести лет назад. В те времена могилевская летопись серьезно утверждала, что перед войною на Могилевских стенах, куда и человек не может взобраться, появлялись кровавые отпечатки ладоней.
— Да, я помню это,— ответил книголюб.— Можно было бы привести и следующие предзнаменования, но они... м-м-м... слегка фривольны. Наши предки были такие грубые люди.
— Ну, вот видите,— сказал я с укором.— А вы верите в охоту...
Кукольный человек, как мне показалось, колебался.
— Ну, а что бы вы сказали, уважаемый, если бы я заявил, что видел ее?
— Байки,— жестко отрубил я.— И не стыдно вам пугать такими словами, такими сообщениями женщин?
— Это не байки,— порозовел Берман.— Это серьезно. Не всем быть героями, и я, искренне говорю, боюсь. Я даже не ем сейчас
