– Ну, для того чтобы что-то пропало, нужно, чтобы это сначала появилось, – произнёс Леопольд и повернулся к дяде Корнею и Бирмингему, но Коля по-прежнему видел его только со спины.
Гость снова чихнул.
– Что с тобой? Ты заболел? – всплеснула руками Лютенция.
Леопольд громко высморкался.
– Немного, – ответил он. – Справедливость, если она и существует, то явно не уделяет внимание всем.
– Ох, как томно сказано, – строго произнесла Лея Мелодия, скрещивая руки на груди. – Мы ищем пропавших детей, а ты жалуешься на насморк.
– Где, по-вашему, сейчас могут находиться дети? – спросил у всех сыщик Феладиум Скорнелли.
– Мы не знаем, – ответил Бирмингем и обессиленно опустился на стул. – Они могут быть где угодно. В конце концов, они же дети.
Феладиум хотел было сделать пометки в своём блокноте, но случайно взял вместо ручки лежащую рядом чайную ложку и заметил это, только когда поднёс ложку к листку блокнота. Лея напряжённо размышляла о чём-то, сузив глаза. Амадеус смущённо стоял у окна. Дядюшка Корней беспокойно ходил туда-сюда по комнате, держа в руке свой прекрасный синий зонт. Он был очень серьёзен. В последний раз Коля помнил его таким на свадьбе тётушки Антонины. Но теперь, всматриваясь в лицо дяди, Коля одновременно видел и незнакомого человека. И этот человек даже хмурился по-другому.
– Вы пока думайте, а я приготовлю больному чай с мёдом, – засуетилась Лютенция. – Не надо было вам его тащить сюда, молодые люди.
Не слушая никаких возражений, она быстро усадила Леопольда за стол спиной к лестнице и успела положить ему на лоб мокрую тряпку, а вокруг шеи повязала свой шарф. Леопольд, отпив чай из чашки, начал кашлять.
– Принести тебе что-нибудь? – заволновалась Лютенция.
– Стаканчик с ядом был бы весьма уместен, – произнёс Леопольд.
– Посмотрите на него, – покачала головой Лея, – он скорее наденет носки себе на уши и будет бегать так по комнате, чем удержится от пафосных заявлений.
– Лея, я не думаю, что это лучший момент для выяснения отношений, – остудил её Корней.
– Спасибо, – сказал ему Леопольд и, сняв мокрую тряпку со лба, посмотрел на пожилую фею. – Заберите, пожалуйста, вашу тряпку, госпожа Лютенция, я сомневаюсь, что она так уж необходима моему лбу.
– Пожалуй, не просто носки, – сказала Лея, – я бы поставила на гольфы и панталоны.
И тут внезапно стулья, стол и даже диван, стоящий в гостиной, подпрыгнули вверх, а красивый фарфоровый чайник на столе, выпустив пар, как паровоз, взял и взорвался. Вся кухня оказалась усыпана осколками, а чай стекал по столу на пол. Десятки маленьких существ высунулись из-за мебели или залетели в окно и испуганно оглядели кухню. Коля не от удивления едва не забыл, как надо дышать. Они были очень сильно похожи на Сахарочка.
– Леопольд Разумовский! – воскликнула госпожа Кареглаз. – Стоит держать себя в руках! Ты напугал всех эльфов и феечек.
– Простите, я не хотел, – произнёс тот.
Так вот кем было то существо! Коля позволил себе переглянуться с каждым из своих друзей. И ещё он подумал, что, должно быть, когда волшебники ссорятся, это вполне нормально, что вещи начинают летать по комнате, а чайники – взрываются. Обычному человеку, скорее всего, лучше не находиться рядом с волшебниками в такой момент. Видимо, об этом подумал и Амадеус, гость Лютенции Кареглаз.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Амадеус. – Простите, что помешал вам. Очень надеюсь, что вы найдёте то, что ищете.
– И я пойду – произнёс Леопольд. – Был рад увидеть вас, Лютенция…
– Уходишь? – строго спросила у него Лея. – В такой момент? Впрочем, я совсем не удивлена.
– Я прошу вас прекратить, – громко произнёс Феладиум Скорнелли. И все присутствующие тут же замолчали. – И просил бы вас, господа, подождать с уходом до выяснений всех обстоятельств. Какого возраста и пола пропавшие дети?
– Две девочки и два мальчика, ученики шестого класса, – ответил дядя Корней за всех.
Феладиум посмотрел на него и слегка улыбнулся.
– Так, может быть, это те дети, которые сейчас прячутся под лестницей?
Воцарилось молчание. А затем дядюшка, Бирмингем, Лютенция и Лея подошли к лестнице и уставились на Колю и его друзей. Даже Амадеус, застыв у двери, смотрел в их сторону, а маленькие любопытные феечки и эльфы вставали на носочки, стараясь их разглядеть.
Только Леопольд Разумовский вёл себя спокойно и непринуждённо: стоя к ним спиной, он медленно проводил рукой над столом, и разбитый фарфоровый сервиз восстановился на глазах, а упавшие вещи возвращались на свои места.
– Ну, здравствуйте! – сказал дядюшка Корней и улыбнулся. – Давно не виделись, Коля. И как сильно мы вас ждали – словами не передать!
Сахарница затряслась, и из неё высунулся любопытный нос. И Коля, конечно, сразу узнал Сахарочка.
***
Коля слушал рассказ своего дяди, не сводя с него глаз. Не каждый день узнаёшь, что твой дальний родственник – настоящий волшебник. Не говоря уже о прочих деталях его биографии.
Они сидели все вместе за столом в доме Лютенции Кареглаз, запивали слоёное печенье горячим какао и разговаривали. С одной стороны стола сидели Коля с Ларисой, Моросиком и Марианной, с другой – дядя Корней, Бирмингем, Лея и Феладиум. Лютенция с довольной улыбкой порхала возле них, внимательно следя за тем, чтобы все ели печенье и чтобы всем досталось по кружке какао, аромат которого заполнил всю эту необычную кухню.
Здесь не было только Амадеуса и Леопольда. Амадеус, гость Лютенции Кареглаз, ушёл, как только они обнаружили друзей под лестницей. А когда именно исчез Леопольд Разумовский, никто в суматохе не заметил – должно быть, он тихо вышел, пока все остальные волшебники рассматривали обнаруженных под лестницей друзей.
Пока Корней говорил, на его плече сидел Сахарочек, с любопытством разглядывая детей и болтая ногами.
– Дело в том, что я страдаю от «запутанности», – объяснил дядя. – Это такая магическая болезнь у некоторых волшебников. У тех, чей волшебный дар очень связан с их чувствами. Она заключается в том, что хотя бы несколько дней в году волшебнику нужно пожить, воображая себя другим человеком, не связанным с магией. Таким образом его волшебный дар словно «перезагружается».
– Так значит, тебя зовут не дядя Корней? – расстроился Коля.
– Нет, извини, – дядюшка казался действительно очень огорченным. – На самом деле у меня другое необычное имя – Карлош Плюш. Но я действительно твой дальний родственник. А Корней Селезнёв – один из моих любимых образов во время «запутывания». Есть ещё другие – например, ворчливый испанец Рикардо и добрая бабушка Прасковья из Белоруссии.
– Моя семья знает об этом? – поражённо спросил Коля.
– Не знает. У меня очень много родни – многие из них волшебники, но другие – нет. И неволшебники даже не подозревают о моей необычной жизни и всяких там чудесах. Когда я был маленьким, мама привела меня на свадьбу к тёте Груше как раз в тот момент, когда я болел «запутанностью» и считал себя Корнеем. Так меня и представили родственникам-неволшебникам. И я решил всегда появляться перед ними во время «запутанности» в образе Корнея. В конце концов, так даже интересно!
