Книга Повилика - Катерина Крутова

— Карел, — с трудом прошептала девушка. Горло, как и все тело не слушалось. Звуки вызывали едва ли меньшую боль, чем скупые слабые движения.

— Тише, милая, тише. Все хорошо. Твой муж заботится о тебе, — старушка наклонилась, поправляя подушки и подтыкая одеяло.

— Муж? — хриплый смешок разорвал и заставил кровоточить свежую ранку на губе. Рот наполнился солоноватым привкусом крови.

— Господин наш, барон Замен. По несколько раз на дню о здоровье твоем справляется. Лекаря прислал. Пока ты спала он все посмотрел. Не переживай, я рядом была — соблюла приличия. Раны болючие, да нестрашные все — скоро будешь танцевать и здоровых деток господину нашему рожать. Только вот с лошадьми тебе поучиться обращаться надо.

— Лошадьми? — недоуменно переспросила Повилика.

— Да, милая. Вон как тебя норовистый скакун сбросил. Чудом, что жива осталась, — служанка хлопотливо всплеснула руками, покачала головой собственной рассеянности и засеменила к двери, — надо ж господину сказать, что очнулась его зазноба.

— Постой! — девушка с усилием приподнялась на постели.

— Мой отец, Карел со склонов Ситно, что с ним?

Женщина замерла на пол пути. Не оборачиваясь, заговорила тихо и ровно:

— Жив он. Ввечеру на закате в деревню явился. Дузанка его приютила, ткачиха тамошняя. Но ты лишнего не болтай, госпожа. Весь замок судачит об удачном сватовстве, да несчастливом знаке. Дескать поехал молодой барон руки твоей у отца просить, и благословил его Балаш, да на обратном пути понесли кони. Карела его жеребец в чащу увез, да там и скинул, а ты с непривычки в седле не удержалась.

— Но матушка, не так все было! — в сердцах вскрикнула Повилика.

— Как-то было, забудь, — старушка вернулась и присела на край кровати. — Вся дружина божится в истине слов и дел господина, а правда твоя лишь позор и беды накличет. Радуйся счастью своему да случаю удачному, баронесса.

И, похлопав утешительно девушку по холодной ладони, служанка ушла. Повилика откинулась на мягкую перину и уставилась в расшитый причудливыми цветами балдахин.

— Повезло, — ядовитая ухмылка скривила разбитые губы, недобрым огнем вспыхнули самоцветы глаз. Неведомая ранее сила расправила плечи — первое зерно рода Повиликовых было втоптано в сырую землю.

Плавание

Четверть века дается Повиликам на вольную жизнь. Ровно две дюжины лет для свободы привольных желаний, а затем год одержимости. Никуда не сбежать — и в пустыне, и в людных селеньях мы во власти поиска. День ото дня потребность напиться живительной влаги все сильнее. Я стою на краю мира, где огромные черные глыбы великаньей лестницей спускаются в воду и не чувствую другой жажды, кроме желанья найти своего господина, слиться с ним в единое целое, принять семя его и породить продолжение рода. Я бежала от шумных городов и тихих деревень, переплыла море и проехала полсвета, но мой господин зовет. И запах его громче голоса, и нет сил сопротивляться тому, что течет в крови. Выпить до дна, и посвятить ему себя без остатка. Эта связь нерушима. В ней наше спасенья и кара, в ней наследье отцов и проклятие матерей.

(Мостовая гигантов, побережье Козвэй Кост. 329 год от первого ростка, просвечивающий насквозь, убывающая луна)

Синяки проходили быстрее душевных ран. Трижды навещал молодую жену барон, и трижды Повилика притворялась спящей. Не могла девушка найти в себе сил взглянуть в лицо насильника. Ярек молча садился на постель и смотрел. Она чувствовала его пристальный взгляд и боялась пошевелиться. Старалась дышать ровно и тихо, усилием воли расслабляла лицо, позволяя безмятежному покою смягчить уродство ссадин и отеков. В последний визит взял ее узкую ладонь и надел на безымянный палец фамильный перстень. Как только дверь закрылась за новоявленным мужем, Повилика решительно сорвала неугодное украшение, но Шимона — старая служанка, все эти дни проводящая у постели госпожи, пресекла порыв.

— Не чурайся власти, милая, а пользоваться ей учись. Честь твоя не потеряна, а за сердце барона отдана. Норов оставь для ночей на супружеском ложе, а душу поглубже спрячь. Бог дал ее, он и сохранит. Ты же правь милосердно, да о старой Шимоне не забывай.

— Не забуду, матушка. Спасибо за наставления. Только поздно о душе моей заботиться — мертвому дереву дорога в костер. — Кольцо жгло руку, ненависть разъедала душу, но умудренная долгой жизнью прислужница лишь покачала головой.

— Корми впроголодь, обещай сладко, проси ласково да с лихвой. Дары щедрые и дни сытые со многим примириться помогут. Сама не заметишь, как возрадуешься такой жизни. Получше других твой суженый будет. Вон как вьется у порога, сам не свой от любви. Любую прихоть исполнить готов. А не веришь глазу старому наметанному, так проверь сама.

И Повилика проверила. Следующим утром молодая рыжеволосая служанка принесла в ее покои блюдо с сочным виноградом, зрелым сыром и свежим хлебом. Не сказав госпоже ни слова, без поклона и смущения, оторвала от ветки несколько ягод и сунула в рот. Замерла в изножье кровати и пронзительно уставилась на баронессу. Повилика поежилась, но подавила робость, села и приняла вызов. От незнакомки разило холодом неприязни и горечью зависти, а еще она пахла — нестерпимо воняла похотью барона, его вожделением и семенем. Травница с отвращением поморщилась. Тем временем зеленые глаза, не стыдясь, изучали черты молодой госпожи, изгибы тела под покрывалом и заживающие следы хозяйской «ласки». Дольше других рассматривала рыжая след широкой пятерни Ярека на плече, обнаженном сползшей сорочкой. Затем презрительно скривила губы, сплюнула виноградную косточку прямо на роскошный, застилавший половину спальни, ковер и направилась к выходу.

— Вернись. Подними. Подай поднос и позови барона Замена. — Повилика чеканила слова, сама удивляясь приказному «господскому» тону.

Служанка замерла, оглянулась вопросительно, точно не ожидала, что тело в кровати способно на речь. Постояла несколько долгих мгновений словно раздумывая, подчиниться или уйти. Глаза, где все краски природы слились в единый узор, вступили в схватку с бесстыжей зеленью взгляда соперницы. И трава склонилась под натиском — нехотя рыжая вернулась, подняла косточки, бахнула поднос на столик у изголовья, присела в насмешливом неумелом реверансе и вышла, громко хлопнув дверью. Барон примчался быстрее, чем Повилика успела обдумать действия. Ярек ворвался в покои жены, яростным вихрем пронесся до кровати, сгреб в каменные объятья и принялся покрывать поцелуями. Девушка замерла от ужаса — недавняя ночь болезненным кошмаром вспыхнула в сознании, жилы напряглись готовой порваться струной, затрепетали ресницы, удерживая горькие слезы. Но губы