последнего автор опирается на единственный аргумент. В XXIV.4 Генрих мельком упоминает о смерти датской королевы (Беренгарии), случившейся, по датским источникам[113], 27 марта 1221 г. "Так как события (рассуждает Р. Гольтцманн), которые рассказываются в XXIV.5-6 после смерти Беренгарии, как происшедшие между тем (als inzwischen erfolgt), без сомнения, должны быть отнесены к 22-му году епископства, то и известие о смерти не может принадлежать к тем отрывкам, которые переходят границы епископского года и о которых нам ниже придется говорить. Впервые в XXIV.7 затронут 23-й год епископства, что и выражено ясно"[114]. Отсюда автор умозаключает "с полной определенностью", во первых, что посвящение Альберта состоялось после 27 марта 1199 г., и во вторых, что Генрих пользовался не благовещенским, а пасхальным годом[115], так как день посвящения, приходящийся после благовещения, не мог быть отнесен к 1198 благовещенскому году (III.1), а начало 13-го епископского года (весна 1211 г.) не могло быть датировано благовещенским 1210 г. (XV.1). Допущение пасхального года в этих случаях разрешает затруднение: в 1199 г. первый день пасхи был 18 апреля, а в 1211 г. 3 апреля; поэтому событие, происшедшее после 27 марта, но до 3 апреля, Генрих с полным правом мог датировать 1198 и (соответственно) 1210 г.
Тут, как видим, числа 27 марта и 3 апреля играют роль терминов a quo и ad quern для дня посвящения, а так как по средневековой практике, посвящение епископа обыкновенно совершалось в воскресенье, то Р. Гольтцманн останавливается на 28 марта (единственное воскресенье между 27 марта и 3 апреля), как на точной дате посвящения Альберта.
С этим (впрочем, остроумным) рассуждением никак нельзя согласиться по следующим соображениям.
Главное и единственное основание его весьма сомнительно. Если читать отрывок о смерти Беренгарии без предвзятой мысли, легко заметить, что Генриха не столько интересует самый факт, сколько пессимистический каламбур, с ним связанный (вероятно, Генриху же и принадлежащий). Упоминание о королеве только для того, видимо, и сделано, чтобы дать автору возможность эффектно закончить "пророчеством" описание мытарств Альберта в поисках помощи против короля датского. Говорить тут о 22-м или о 23-м годе епископства (разница в несколько дней!) не приходится: ради удобства композиции, по наблюдениям самого Р. Гольтцманна[116], Генрих не раз делает гораздо более резкие нарушения хронологии.
Вслед за упоминанием о смерти королевы, отмечает Р. Гольтцманн, рассказаны события 22-го года епископства (а не 23-го). Это верно. Мало того, эти события (XXIV.5-6) относятся даже не к 1221, а преимущественно к 1220 г (по нашему счету). И все же, с нашей точки зрения, это никакого значения не имеет и не может иметь: Генрих прямо подчеркивает (в соединительной фразе), что он тут возвращается в изложении назад.
Отвергая таким образом в целом гипотезу Р. Гольтцманна, заметим еще, что и сам ее автор не нашел ей никакого применения в толковании датировок Хроники: его действительно ценные соображения по поводу хронологических неясностей в композиции Генриха сохраняют свою ценность вне всякой связи с гипотезой о пасхальном годе и пр.
Эти соображения Р. Гольтцманна, вернее — их любопытные результаты возвращают нас к началу настоящей главы, поскольку касаются истории написания Хроники.
Проверяя точность деления событий в ней по годам епископства, Р. Гольтцманн обратил особенное внимание на то, что в четырех случаях (XI.8, XVIII.8, XIX.10, XXIV.7) главы у Генриха заключаются апрельскими событиями, явно принадлежащими не к кончающемуся, а уже к следующему епископскому году. Факт этот был известен и ранее, но его обыкновенно объясняли небрежностью хрониста, не делая никаких дальнейших выводов. Р. Гольтцманн же, внимательно разобрав все мелочи, выяснил следующие обстоятельства.
Глава XI Хроники, повествующая о девятом годе епископства, в конце (XI.8-9) содержит рассказ о мести князя Вячко, где ко времени после пасхи (6 апреля 1208 г.) относится так много событий, что их только и можно отнести к следующему, 10-му, епископскому году. Отсюда возникает предположение: не принадлежал ли конец XI главы первоначально к началу XII. Дальнейшим анализом это подтверждается. Когда год спустя, весной 1209 г., на 11-м году епископства Альберт вспоминает о Вячко, он (в Хронике) относит его "злодеяние" к "прошлому году" (praeterito anno). Если бы речь шла о "годе от воплощения", тут все было бы просто: Альберт вспоминает весной 1209 г., месть Вячка совершилась весной 1208 г. Дело только в том, что такие выражения, как "в том же году", "в прошлом году" и т. п. у Генриха никогда не относятся к году ab incarnatione, а всегда означают епископский год. При таком положении слова praeterito anno только в том случае уместны, если рассказ о мести Вячка принадлежит не к 9-му, а к 10-му году епископства, т. е. не к XI, а к XII главе. Р Гольтцманн на этом и настаивает. Он думает, что Хроника по написании подверглась авторской переработке в интересах цельности композиции отдельных сюжетов. В рассматриваемом нами случае Генрих, чтобы больше не возвращаться к Вячко, решил соединить в одном месте весь рассказ о нем, в первой редакции хронологически разбитый между XI и XII главами. При перестановке, слова praeterito anno остались не исправленными и являются теперь для нас рудиментарным остатком первой редакции.
Еще более любопытный пример того же метода и той же поспешности находит Р. Гольтцманн в XV главе[117]. В первой редакции 13-й год епископства начинался хронологически правильно с XV. 1: сообщались апрельские события 1211 г. и, прежде чем перейти к возвращению епископа в Ливонию, сделано было упоминание о его пребывании в Риме praeterito anno. Решившись затем на переработку, Генрих хотел все это начало перенести в конец предыдущей главы (XIV)[118]; вместо praeterito anno, написал eodem anno и вставил перед известием о прибытии епископа (XV.2) новое вступление к главе, но старое (XV.1) вычеркнуть забыл[119].
Другие разбираемые Р. Гольтцманном примеры вполне подтверждают его вывод о двух авторских редакциях Хроники, а нам это позволяет еще раз напомнить, что все внешнее оформление ее — композиция, стиль, язык и хронология отнюдь не могут быть произведением самоучки, новичка в литературе, человека "некнижного", словом — произведением "скромного клирика", каким обыкновенно изображают Генриха.
V
Достоверность Хроники. Общественно-политическая позиция автора. Его тенденциозность
Содержание Хроники и высказывания о ней автора свидетельствуют о том, что объем своей задачи он понимал вполне определенно и довольно узко. Он хочет говорить и говорит действительно только о Ливонии, притом лишь об одном отрывке ее истории — о времени "обращения язычников", начиная от
