Книга Чёрное. Белое - Елена Сергеева

Музыка, наполнив меня собой, творит чудеса, и я без запинки выполняю свою первую скромную часть, остается только переступить себя и исполнить вторую откровенную, впервые обнажив себя при таком количестве пожирающих глаз. Выкидываю мысли об этом, делаю любимую прокрутку «стульчик» и схожу на ноги. В пару движений поворачиваюсь к пилону, спиной трусь об него и снимаю с себя прозрачную ткань кофточки. Кто-то решает, видимо, поддержать меня или просто комментирует мои действия и что-то выкрикивает, но я, находясь в своем защитном коконе, даже не могу разобрать слов. Может, оно и к лучшему!

Новая прокрутка и новая потеря в моем гардеробе – юбка опускается на пол. Я повторяю себе, как мантру, «не думать! не смотреть!» и продолжаю совершать автоматизированные движения. Расстаться с бюстгальтером – самое сложное. Раньше мою грудь видел только Коля, мой первый и единственный мужчина, с которым я рассталась полгода назад по обоюдному согласию, а за эту неделю прибавилось еще двое: Марк и Стас. Но сейчас я должна продемонстрировать ее всему залу, и для скромной и непривычной быть в центре внимания девушки – это подобно катастрофе.

Расстегиваю крючки на спине с замершей на губах улыбкой и мысленно прощаюсь с собой… С той светлой, целомудренной Асей, какой я была, и впускаю в себя тьму порока. Меня подначивают новыми выкриками, но они только раздражают.

Снимаю, бросаю себе под ноги легким движением руки, как будто мне это ничего не стоило, и продолжаю танец с осознанием того, что все: я переступила черту и растоптала свою нравственность. Мама говорила, что не у каждого человека есть моральные качества. Она была права – у меня теперь их нет.

Продолжаю танцевать и вращаться на пилоне топлес. Пистолет, снежинка, галочка, перемешанные с сексуальными движениями возле железного друга, со скользящими по телу руками, прогибами, взмахами головы с вихрем волос… Хорошо, что в моей крови все-таки гуляет алкоголь, на трезвую голову я не знаю, как бы сделала все это.

Завершаю свой номер я уже в каком-то пугающем состоянии спокойствия или смирения. Сложно было переступить через себя, через свою систему ценностей, а сейчас, когда я это сделала, не чувствую уже такого жгучего стыда и огорчения, а только усталость и желание, чтобы это скорее закончилось.

Спускаюсь со сцены под горячие аплодисменты с все той же замороженной на лице улыбкой и иду мимо столиков в жутком напряжении. Прикосновения к моему телу чужих рук – для меня еще больший стресс, чем танцевать топлес. От первого касания вздрагиваю и напрягаюсь. Легкое поглаживание, пошлая фраза, оттянутая ниточка стрингов и повисшая купюра. Автоматически произношу «спасибо» и уношу ноги. Новое прикосновение, новое нервное напряжение и новая банкнота. Обойдя зал, направляюсь к выходу, где меня встречает Маргарита. Дрожащими пальцами передаю ей купюры «благодарности» клиентов и направляюсь по коридору в спасительное убежище гримерки – заново одеться.

Надеваю новую «униформу», тоже одолженную Надей, и, плюхаясь на стул, смотрю в свои дикие глаза. Я стриптизерша… Мой мир рухнул! Отворачиваюсь, вздыхаю. Повторить все – еще сложнее, потому что теперь я знаю, что именно мне предстоит. Неожиданно для себя подхожу к шкафчику подруги и достаю ее снимающее напряжение лекарство. Смотрю на него и начинаю думать: стоит ли?! Нет! Думать, находясь в этом месте, противопоказано. Сейчас мне надо принять дозу успокоительного и дальше автоматически совершать прописанные мне действия. Думать я буду потом. Может быть, завтра. Если наберусь смелости. Не теряя больше время, наливаю стопку, заливаю в себя, морщусь и иду в зал.

– Зай, мне надо идти, – слышу, едва войдя, знакомую капризную интонацию и оборачиваюсь. Злата сидит на коленях у импозантного мужчины и, смотря ему в глаза, причитает: – Так не хочется тебя оставлять. Может, ты позовешь Маргариту и договоришься, чтоб я не танцевала?

Вижу: мужчина делает знак, а девушка расплывается в обольстительной улыбке.

– Ты лучший. А можно еще коктейльчик?

Вспоминаю: Надя вроде говорила, что это одна из позиций в crazy-меню, и называла это «режим ленивая танцовщица». А что, идеальный вариант: сидишь весь вечер, не танцуешь, а развлекаешь одного клиента, что оплатил твое «освобождение». Мне бы тоже это подошло, если бы гость был словоохотлив и бездейственен.

Чувствую окрик с именем, как-то отзывающимся в моем подсознании.

– Асаль!

Оборачиваюсь. Невысокий седоволосый мужчина, на первый взгляд кажущийся безобидным, улыбается и зовет меня к себе.

– Посиди со мной, девочка!

«Клиент всегда прав!» – обреченно напоминаю самой себе и, одев на лицо новую широкую улыбку, шагаю в его сторону. Кажется, после сегодняшней улыбчивой ночи завтра у меня будут болеть мышцы лица.

Смотрю на часы Аркадия – мужчины, что оплатил ночь в моем обществе и не просил ничего, кроме как поддерживать беседу и улыбаться – пол пятого. Он прощается со мной и желает удачи, и я искренне улыбаюсь ему пьяной улыбкой. Благодаря ему мне даже не пришлось второй раз оголять себя на сцене, и он сам без просьб покупал мне вкусные фруктовые коктейли, которые оказались совсем не такими безобидными, поскольку я впервые в своей жизни чувствую, что пьяна.

Еще раз посылаю ему благодарную улыбку, встаю, пытаюсь отыскать равновесие, которое в стоячем положении и на высоких каблуках сложно найти, и, собирая мысли в охапку, заставляю себя соотнести: который сейчас час и время, когда заканчивается моя рабочая ночь. Потратив на эту мыслительную операцию вдвое больше времени, вычисляю, что еще полчаса отделяет меня от свободы.

Обвожу глазами зал – он полупустой. Некоторые девочки уже сидят в одиночестве, устало ожидая конца смены. Пытаюсь найти Надю – не нахожу. Решаю, что мне тоже можно доработать оставшиеся минуты на мягком диване, и делаю шаг обратно. Мягкое облако кожаного дивана поглощает мое уставшее и не привыкшее к ночной работе тело, и я не замечаю, как меня накрывает темнота.

Открываю глаза и встречаю глаза Марка. Это сон?! Не могу понять. Мне бы испугаться, что он так близко, но алкоголь притупил чувство страха и самосохранения, и я позволяю себе раствориться в его взгляде. Тем более его глаза мне так нравятся. В его радужке переплетаются подобно причудливому узору несколько теплых оттенков, и оттого они необычные, запоминающиеся, как и он сам.

– Не бойся.

Ах, этот его дьявольский голос. Он действует на меня похлеще алкоголя. Кажется, я шепчу «не боюсь», хочу услышать что-нибудь в ответ, но действительность снова исчезает…