вышли со двора.
— Нет, — сказала Маруся к моему величайшему удивлению. — Мне многое интересно, сложно определиться. Пока я выбираю методом исключения.
— А поподробней?
— Ну, я точно решила, что не хочу заниматься финансами, рекламой и продажами. Я бы хотела приносить пользу обществу.
— А врачом не хочешь стать?
— Врачом, конечно, здорово и интересно, но от вида большого количества крови мне становится плохо. Так что увы, врачом мне не быть.
— Что ещё ты исключила?
— Сферу развлечений, красоты, моды. Чистая наука — тоже нет, — она помолчала. — Мне интересно придумать такие механизмы, которые сподвигнут богатых делиться деньгами с бедными.
Скорее всего, я стал первым, кому Маруся доверила свои соображения по поводу будущей профессии, и мне это польстило.
— Даже не просто делиться, — продолжила она, — а давать им работу, помогать найти своё место в обществе, чтобы им не приходилось думать лишь о пропитании. Тут нужен и творческий подход, и точный расчёт, и организаторские способности…
Сердце моё таяло, когда я слушал её, — какое счастье, что, по крайней мере, с выбором жены мне уже не придётся мучиться. С другой стороны, становилось страшно — Маруся точно далеко пойдёт, смогу ли я соответствовать? Я тоже обязан добиться успеха и общественного уважения. Может, я стану менеджером её проектов? Хотя… не стоит рисковать.
— Здорово, — похвалил я. — А как думаешь, я бы мог стать врачом?
Маруся задумчиво на меня посмотрела.
— Мне кажется, из тебя получился бы отличный спасатель. Только это очень опасно, — добавила она.
— Спасатель?! — Я даже споткнулся от удивления. — А врач, по-твоему, из меня не получится?
— Ну откуда мне знать? Просто врач — это такое призвание, прям с детства, когда зверушек всяких лечат, играют во врача… Но, может, у меня неверные представления…
— А будущие спасатели не спасают всех подряд с малых лет? — усмехнулся я.
— Так ты постоянно всех спасаешь!
Мне определённо начинало нравиться обсуждать свою будущую профессию. Я уже узнал, что ответственный, добиваюсь целей, обладаю актёрскими способностями и харизмой, которую всё забываю загуглить, да ещё и постоянно кого-то спасаю. Я, конечно, понимал, что мои спасательные операции из того же разряда, что победа над математикой, но всё равно было сверхприятно услышать это от Маруси.
— Да никого я не спасаю, — вздохнул я, — и не лечу. И с точными науками не дружу. Чем мне заняться — ума не приложу. Только русский легко даётся, и что мне с этой способностью делать? Не писателем же становиться.
— Кстати, — рассмеялась Маруся, — почему бы и нет? У тебя классные сочинения. Иногда, правда, перебарщиваешь с красивыми словцами, но чувствуется свой стиль.
— У тебя тоже есть свой стиль.
— Есть, но у меня нет смелости, свободы, а у тебя есть. Ты разве не пишешь?
— Что? — не понял я.
— Ну, рассказы, истории…
— Нет, — вынужден был разочаровать я.
— Странно. Я была уверена, что пишешь.
— А, — вспомнил я, — я записал свои воспоминания о начальной школе.
— Правда? Дашь почитать?
— Нет, — поспешил я. — Может, лет через двадцать.
— Двадцать? — переспросила Маруся.
— Ну, десять.
— Буду ждать, — пообещала Маруся.
— Спасибо, — поблагодарил я от души.
Мы распрощались, и я ещё по дороге домой нагуглил, какие экзамены нужны для поступления в литературный институт. Профессия уже, считай, выбрана.
Ясное дело, что зарабатывают писатели хорошо, а ещё у них свободный график и польза людям. И везде, куда меня позовут, я буду рекламировать Марусины проекты. Ну и, может, расскажу между делом, что болезни лучше не лечить, а предотвращать. Или даже напишу об этом роман, и превентивщики его раскупят. Жизнь налаживалась. Но на всякий случай я не стал делиться с мамой своими планами.
Анюта и буддизм
Летом 2021 года случилось два события — одно очень печальное, а другое очень радостное. В июне умерла бабаня, сердце её остановилось во сне. Мы были на даче, а она собиралась отправиться в санаторий, куда ей каждый год давали путёвку. Санаторий мне тогда представлялся чем-то средним между больницей и торговым центром, потому что бабушка всегда спрашивала, что мне оттуда привезти, и привозила, что бы я ни попросил, включая искусственную розу и конструктор «Лего». Потом мама объяснила мне, что раньше бабаня работала в министерстве иностранных дел и привозила родственникам кучу подарков из заграничных командировок. А, выйдя на пенсию, ездила уже только в санаторий, но по-прежнему не могла вернуться домой с пустыми руками. На сей раз я не придумал ничего лучше мячика, чтобы бабушке было не тяжело его тащить. И хотя в санаторий она так и не уехала, в её опустевшей комнате я обнаружил приготовленный для меня мяч.
Мне, конечно, было грустно разлучаться с бабаней. Я жалел, что бывал с ней грубоват и насмешлив. А больше всего жалел, что не хотел слушать истории из её жизни. Запомнилось, как во время войны она таскала брёвна на Московском море и обморозила руки. Как потом ехала с мамой в Монголию и отдала все деньги проводнику, потому что думала, что там советские деньги не пригодятся. А ещё она была на приёме у английской королевы и со смехом рассказывала, что, увидев в туалете розы, решила, что это на выброс и забрала их себе.
Мама предложила мне пойти на отпевание попрощаться с бабаней. И я согласился. Я немного боялся, но мои опасения оказались напрасны: бабушка лежала в гробу вполне довольная, как будто ей снился приятный сон. А придя домой, я взял её книжечку с молитвами, обклеенную со всех сторон скотчем, и нашёл по содержанию канон на исход души, который она упоминала в спорах о коронавирусе. Я читал его поздно вечером, стоя перед окном, когда уже все легли спать. Я мало что понимал из прочитанного — тем более, что слёзы и сумерки затрудняли чтение. Но я был уверен, что бабушка очень рада и даже благодарна. И плакал я не от горя, а от чего-то другого — большого, важного, что мне трудно описать, несмотря на недюжинный писательский талант.
А в августе у меня родилась младшая сестричка. Мама сразу сказала, что это вылитая бабаня, и её назвали Анютой. Действительно, в первый день она была немного сморщенной, довольно суровой и с носом-крючочком. Но уже через неделю разгладилась, заулыбалась совершенно умопомрачительной улыбкой, и от этого сходства только имя и осталось.
Мне кажется, до сих пор я оставался единственным в классе без братьев и сестёр. И поскольку я так и не успел возлюбить оригинальность, я был очень благодарен судьбе и родителям за
