Тепло подумав о двух ангелах, декан кивнула, подписав разрешение.
Джинни Уизли как-то сумела убедить собеседника, пообещавшего ей отомстить за семью, не ждать до Хэллоуина, а начать как можно быстрее. Девочка собой не владела, выполняя какую-то заложенную в нее программу, но от этого уже даже не пугалась. Всего за месяц, черная тетрадка свела ребенка с ума, но этого никто не видел. Тот, кто был в этой тетрадке, поселился в голове у Джинни, показывая ей сцены того, что с ней сделают, если рыжая будет непослушной. И выглядело это для девочки настолько натурально и страшно, что детская психика просто не выдержала.
Почему промедлили предупрежденные французами авроры, впоследствии было следователям-международникам абсолютно непонятно, но факт оставался фактом — находившаяся, фактически, под двойным принуждением рыжая девочка уже не сопротивлялась. Впрочем, этого тоже никто не знал.
— Вопрос в том, будем ли мы доучиваться до конца года или до каникул и все? — поинтересовалась Гермиона у Гарри.
— Хочешь уйти из Хогвартса? — понимающе кивнул мальчик. — Домой хочешь.
— К маме и папе, — согласно кивнула девочка. — Ты тоже хочешь, я знаю!
— Все-то ты обо мне знаешь, — улыбнулся Гарри, заключая девочку в кокон своих крыльев.
Еще один день пролетел, сделав их обоих ближе к каникулам, на которых можно будет принять решение. Гермиона очень хотела посоветоваться с родителями, чувствуя при этом, что любимый ее полностью поддерживает. С каждым новым днем они были все ближе друг к другу, будто сливаясь душами и это девочке очень нравилось. Они были, наконец, счастливы и защищены.
Глава 8
Гарри беспокоило внутреннее чувство, что с Лонгботтомами не все так просто, правда, он думал, что, увидев чудо, их могут попросить вылечить всех, фактически заставить, поэтому он решил переговорить с мсье Францем об этом. Гермиона сначала не поняла, почему заволновался любимый.
— Понимаешь, заставить могут по-разному, — объяснил мальчик. — начиная от угроз родителям, и до манипуляций… Ну, помнишь, как Дамблдор?
— Ой, я об этом и не подумала… — прошептала девочка, задумавшись. — Тогда, конечно, надо связаться.
А вот мсье Франц подумал совершенно о другом — по описанию ребят проблема была несложной и тот факт, что Мунго с ней не справилось, говорил либо о том, что квалификация британских целителей крайне низкая, либо… Вот тут появлялись всякие не самые приятные варианты, потому что Гарри был прав — заставить можно кого угодно, в том числе заставить молчать, а как на подобное отреагирует магия… Ведь пойдя против своей сути, эти двое могут потерять крылья, да и самих себя.
— Ничего не делайте, пока я не прибуду в вашу школу, — попросил мсье Франц. — Ждите.
— Хорошо, — кивнул Гарри. — Вдруг ощущение просто такое появилось…
— Ой… Точно, — Гермиона прислушалась к себе. — Это я слишком расслабилась, забыла, что такое наши маги…
— Завтра я буду в вашей школе! — пообещал французский юрист.
Закончив разговор, девочка обняла своего мальчика, который снова оказался прав — защита магией, она не абсолютная, а заставить поступать так, как не хочется, можно любого, это-то они в своих прошлых жизнях хорошо изучили. Захотелось убежать из школы, да и забыть о мире магии. Останавливало только то, что мир обычных людей вряд ли был лучше.
Мсье Франц был благодарен молодым людям за то, что они связались с ним. Проблема действительно могла быть очень серьезной, поэтому он немедленно связался с международниками, считавшими, что Британия вполне способна справиться со своими проблемами, но стоило юристу объяснить суть проблемы и маги зашевелились активнее.
— То есть вы считаете, что британцы не могли справиться с последствиями пыточного? — поразился эксперт-целитель. — Как такое возможно?
— Не знаю, но выглядит, согласитесь, странно, — прокомментировал юрист. — Или это ловушка для Истинных.
— Ловушка? — удивился колдомедик, и тут до него дошло. — Вы хотите сказать… Но…
— Чем это опасно? — поинтересовался следователь, не очень понявший ужас целителя.
— Истинные могут лишиться крыльев, или магии, или… — целитель запнулся.
— Магии может лишиться весь мир, — закончил за него мсье Франц, отчего дознаватель моментально вспотел.
В то, что британцы могут не знать элементарных вещей, все уже верили, поэтому группа готовилась именно из расчета на провокацию. Идею заявиться прямо в школу силовики отмели, по причине «чужая территория», потому мсье Франца попросили договориться о встрече в Хогсмиде.
Гермиона изменению планов не удивилась. Девочка уже понимала, что все не так просто, поэтому просто уточнила время и все. Желание оставаться в школе уменьшалось не по дням, а по часам. Несмотря на то, что им здесь, вроде бы, ничего не угрожало, желание все уменьшалось.
— Надо будет мсье Франца спросить, можно ли уехать домой, — проговорила девочка. — Хочу к маме и папе.
— Невилл же сказал, что нет никаких контрактов, что нас может остановить? — удивился Гарри.
— Ой… — Гермиона задумалась. Все ее существо сопротивлялось идее покинуть школу до каникул. — Не знаю, — призналась она.
— Это в тебе заучка заговорила, — со смехом произнес мальчик, но девочка совсем не обиделась.
— Значит, мы можем просто уехать и все? — с сомнением поинтересовалась она.
— Значит, можем, — улыбающийся Гарри очень нежно обнял свое чудо. — И пусть они тут сами разбираются с василисками и темными лордами, согласна?
— Да! — воскликнула Гермиона.
Пока Гермиона и Гарри веселились, Джинни все больше теряла себя саму, постепенно превращаясь просто в куклу, последние картины, показанные ей в голове, заставили ощутить себя такой грязной, что и жить не было никакого смысла. Но не управлявшая своим телом девочка только и могла, что тихо выть где-то внутри себя. Казалось — еще день, два и не будет больше никакой Джинни, она растворится в пустоте, где нет людей. Ей сейчас очень хотелось, чтобы людей не было… Девочка не соображала, куда и зачем идет, а безумец, ею управлявший думал о том, что днем можно собрать богатый урожай грязнокровок.
— Интересно, как там Джинни, — вспомнила о рыжей Гермиона. — Вроде бы не пишет в дневнике?
— Я не видел у нее черную тетрадь, — кивнул Гарри. — Может, отобрали?
— Может быть… — задумчиво произнесла его любимая. — Но есть в ней что-то странно-знакомое, а что, вспомнить не могу.
— Лучше