где в качестве автора музыки и текстов будет упомянуто только одно ее имя. А Николаю Николаевичу будет выражена мелким шрифтом скромная благодарность за помощь в аранжировки мелодий и редактуре текстов стихов…
– Так иногда бывает, ваш истинный ангел-хранитель возбужден сверх всякой меры, а бард-менестрель почему-то превратился в соляной столб… Вы не импотент, Николай Николаевич?
Он тяжело вздохнул и признался:
– После исполнения своих песен я, действительно, не побоюсь этого слова… воистину, импотент… Энергетика падает у обесточенного барда…
Пока она натягивала на себя роскошный бюстгальтер, ошалевший от вопроса визионерки и от собственного откровенного ответа незадачливого барда-менестреля, затюканного и объегоренного дачника-неудачника, он всепроникающим взором разглядел глазок видеокамеры. «Наверняка, камера Игната Демьяновича записала и мое выступление перед его женой в одном бюстгальтере, и наши объятия с ней без лифчика, с голой грудью, и мое признание в импотенции… – подумал он с настающей ненавистью к себе, и ко всему семейству визионеров. – Но ведь надо что-то делать… И я знаю, что мне надо делать…»
– Наверное, я пойду, Ирина Игнатьевна… – сказал он грустно, протянув на прощанье руку. – Спасибо вам за признание. Возможно, я сегодня снова у раскрытых окон моей хибарки сочиню несколько песен… Сначала высплюсь, потом надышусь цветочными ароматами… И весь вечер, и часть ночи буду сочинять новые мелодии и песни… Считайте, что я всё посвящаю вам, моей ценительнице и целительнице души добрым словом в адрес скромного по жизни барда-менестреля… Прощайте.
Подумал как-то неприязненно: «Как-то пышно и бестолково выразился, гусь лапчатый и перепончатый… Не так надо было сказать… попроще и не обидно для себя… объегоренного и непонятого близкими и дальними… не задохнуться бы от злобы к себе… Нет… нет… надо ожить и задышать по новой… визионерки – потребители музыки и стихов… а я их творец… только новизна и бескорыстие пусть накроют меня через цветочную магию… – мысленно улыбнулся, приободряясь, – порадую банду соседей-визионеров новыми хитами души грешной и неприкаянной…
Глава 8
Мальвина позвонила Николаю Николаевичу ближе к вечеру. В ее ангельском голоске были незнакомые повелительные жесткие нотки.
– Мы сейчас с Геннадием подъезжаем к вашим пенатам, Николай Николаевич. Будем через десять-пятнадцать минут. Вам надо будет подписать одну бумагу по нашему авторскому диску и бизнес-плану продаж…
– Подпишу, не глядя, – пошутил Николай Николаевич, – лишь бы услышать его вживую, наконец-то…
– Ловлю вас на слове, – обрезала его соседка, подпишите не глядя, – только физически компакт-диск существует в единственном экземпляре у моего поклонника, вложившегося в наш совместный проект…
– Хоть ваш поклонник диск слушает, это уже подвижка… А то мне одно время казалось, что выход диска застопорился…
– Правильно, был ступор, пришлось надавить на поклонника самим энергичным, безапелляционным образом… Зато сейчас он слушает его везде и всюду… Даже заснуть не может без наших песен в моем исполнении… Говорит, это чудо, аудио-терапия. Здоровье и потенция улучшилась, кстати…
Николаю Николаевичу хотелось бы услышать, как надавила потенциальная невеста на потенциального жениха, но он благоразумно укоротил свое любопытство.
– Ждите, Николай Николаевич.
– Жду вас, Мальвина Игнатьевна…
– А почему бросили называть меня просто по имени?
– Так мне как-то сподручней именовать будущую супругу титана рыночной экономии, у которого с вашей помощью музыкальной врачевательницы улучшилась потенция…
– Ждите.
Она скоро появилась в его доме, заставив телохранителя Гену топтаться на крыльце, не пустив его вовнутрь дома и не посадив на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Демонстративно захлопнула входную дверь перед носом телохранителя.
– Охраняй здесь и не суйся в наши разговоры. Если захочешь подслушать нас, пасть порву… Нет у меня в сумочке или в одежде подслушивающего устройства?..
– Нет, что вы, Мальвина Игнатьевна… – осклабился в жалкой улыбке подневольного Геннадий.
– Смотри у меня… Если что не так хозяину пожалуюсь, вспоможения лишу тебя…
– Не бойтесь, Мальвина Игнатьевна, если бы хозяин заставил бы вас слушать, я бы вас предупредил… Ваши жалобы на меня хозяину оговорены в долговременном контракте по вашей защите…
Она легко вскарабкалась на второй этаж коморки Николая Николаевича, обитой вагонкой. Пластичная, изящная в новом брючном костюме, вся усыпанная драгоценностями, на шее, в ушах, на пальцах рук, блестя, как новогодняя елка, только пахнущая не хвоей, а редкими тонкими духами. Духи понравились Николаю Николаевичу, но он непроизвольно подумал: «Но в этих духах нет цветочной магии, как в цветах на моих клумбах и клумбах соседа».
– Итак, подписывайте не глядя, одевая ярмо или хомут обязательств, которые вас ни к чему вас не обязывают, зато вы благодаря этому ярму будете получать хороший авторский гонорар, при любых аспектах продаж.
– Это договор с фирмой?
– Нет, это договор с моим поклонником и мной, – отрезала Мальвина Игнатьевна. – Не беспокойтесь, это договор только на один компакт-диск. Ярмо не пожизненное на все ваши сочиненны произведения…
– Еще чего не хватало, – буркнул он, «подписывая не глядя» по странному предварительному договору. – Ярмо так ярмо…
– Не замачивайтесь, вот вам аванс от поклонника. – Она положила перед ним стопку новеньких купюр. – Гонорар вас удивит. Продаж нет, только радость поклонника, улучшившего свою потенцию во время моего вокала. Представляете, он включает диск перед сном и во время наших занятий с ним любовью. Музыкальный секс он будет пропагандировать среди своих высокопоставленных коллег его избранного узкого круга… Представляете, а вы как-то косо посмотрели на меня при дефиниции «ярмо авторское». Ваше ярмо пахнет большими деньгами…
– Запомните, Мальвина Игнатьевна, – с иронической улыбкой на устах сказал Николай Николаевич, – музыкальное или сексуальное ярмо – это странно пахнущий человечиной хомут – своего рода символ контроля над той же природной магией цветов. Откуда мне знать, приняв ваш гонорар и условия контракта, который я подписал, не глядя, могут сказаться на моем спонтанном творчестве, зиждущемся на природной магии цветов… Вдруг это всё оборвётся?..
– Не оборвётся, мы с Игнатом Демьяновичем подкинем вам еще пару участков на шесть или двенадцать соток, засадим их цветами из коллекции отца – лишь бы вы творили ваши мелодии и стихи…
– Но ведь этот прогресс расширения площади высаживаемых цыетов опасен… Ладно, надо ухаживать за цветами, но и…
– Наймете садовников-цветоводов, – обрезала она резко начавшуюся тираду соавтора, – не стройте из себя кисейную барышню, нюхающую цветочки и ежесекундно падающую в истерические обмороки…
«Да, действительно я упал в обморок на клумбу, от сильнейшей цветочной магии, подействовавшей на его мозг в саду соседа, как наркотик» – подумал он и решил мягко и тактично осадить раз ерепенившуюся вокалистку.
– Идеальный бард-менестрель, подверженный цветочной магии, вряд ли будет верить в количественный прогресс цветочных клумб, особенно если этот прогресс будет связан с
