Огюст забрал промокшую верхнюю одежду у всех, кроме пришедшего последним, который чопорно стоял у камина, облаченный во все черное.
— Благодарю месье за любезный прием, — обратился он к нашему хозяину, — но ситуация просто невозможная. — Он говорил отрывистым голосом, постукивая пальцами по портфелю и расправляя плечи. — Пилот утверждает, что мы не сможем вылететь до завтра…
Вмешался Г. М. Зная его страсть к сленгу и крепким выражениям, я испытал облегчение, услышав сравнительно корректный французский.
— А радиотелефон? Как насчет его? У пилота должен быть радиотелефон. Пусть он сообщит о происшедшем в Париж, и за вами пришлют машину из Шартра или Орлеана.
— Он мог бы это сделать, месье, если бы какой-то негодяй не разбил радиотелефон. Я сам видел обломки.
Глаза д'Андрье блеснули вновь.
— Какая жалость! Но вы не должны меня оскорблять. А я буду глубоко оскорблен, друзья мои, если вы откажетесь провести ночь под моим кровом. Огюст! Вы знаете, что делать.
— Я снова благодарю месье за любезность, но это невозможно, — отозвался мужчина в очках. — Мне нужно быть в Париже рано утром. Я доктор Эбер — полицейский врач департамента Буш-дю-Рон из Марселя. — Он произнес это несколько напыщенно. — Я еду в Париж по официальному делу, и задержка была бы весьма некстати. Но едва ли необходимо проводить здесь ночь. У вас есть телефон?
— К сожалению, нет. Я не люблю телефоны и не нуждаюсь в них. Кроме того, было бы нелегко протянуть кабель так далеко через…
— Но ведь у вас имеется электричество.
— Да, месье доктор. Я всего лишь сказал, что у нас нет телефона. — Голос д'Андрье звучал учтиво, но взгляд стал суровым. — Ток подает моя собственная динамо-машина в подвале.
— А автомобиль у вас имеется?
— Нет. Понимаете, я отшельник. Провизию мне доставляют дважды в неделю на телеге из Орлеана. В тех редких случаях, когда я покидаю дом, я езжу верхом. — Он задумался. — В моей конюшне на… на Большой земле есть несколько хороших лошадей. Вы наездник, месье? Я предпочел бы не выпускать Грома или Трефовую Даму при такой погоде, но если вы настаиваете…
— Я не езжу верхом, — прервал Эбер. Тем не менее он оживился, повернулся к нам и заговорил по-английски, иногда запинаясь: — Кто-нибудь из вас, джентльмены, умеет обращаться с лошадью? Пусть он отправится в ближайшую деревню и приведет автомобиль.
— Я умею, — признался Миддлтон, — но будь я проклят, если сделаю это. Существует ли реальная причина, доктор, для скачки в духе Пола Ривира?[25]У нас чудесный хозяин и великолепный дом. К чему рыпаться? Кроме того, я хочу посмотреть, что произойдет. Верно, Эльза?
Даже Хейуорд одобрительно кивнул. Он сидел на стуле в углу, расставив колени, и, если бы не очки и короткий серебристый «помпадур» на голове, выглядел бы точь-в-точь как дворецкий из салонной комедии. При этом в нем ощущались достоинство и твердость. На нем были мешковатый костюм горчичного цвета, голубой галстук и такой же расцветки носки. Каждый раз, когда он улыбался, уголки его рта приподнимались, как края полумесяца, а глаза прищуривались.
— Я не верю в эту чушь, — заговорил он приятным голосом, разминая в пальцах сигару. — Повторяю, Рэмсден, кто-то вас разыгрывает. Я ожидаю встретить здесь этого мошенника не больше, чем… ну, скажем, единорога. Но, как сказал мистер Миддлтон, к чему рыпаться? У нас превосходный хозяин, веселая компания и «Рёдерер» 1921 года. Так что, друзья мои, я вполне удовлетворен. — Он вставил в рот сигару. — Почему, доктор Эбер, вы так стремитесь уехать?
— Я мог бы спросить, — вежливо отозвался Эбер, — почему вы так стремитесь остаться, но не стану этого делать. Zut![26]— неожиданно рявкнул он. — Вам известно, что знаменитый преступник угрожал лететь с нами в самолете. Вчера вечером об этом сообщили все марсельские газеты.
— Нам известно и побольше этого, — проворчал Рэмсден. — Покажите ему письмо, месье д'Андрье.
Доктор прочитал письмо, и его лицо пожелтело.
— И никто из вас ничего не предпринял? Вы что, с ума сошли? Неужели вы даже не вызвали полицию?
Хейуорд пошевелился на стуле.
— Не будем начинать все заново. Напротив, доктор, если кто-то из полицейских здесь появится, дворецкому приказано вышвырнуть его пинком пониже спины. Теперь все довольны?
Молодой Миддлтон, раскачиваясь на каблуках, что-то бормотал по-немецки озадаченной Эльзе и выглядел почти таким же довольным, как д'Андрье.
— Попробую выдвинуть несколько догадок, — сказал он. — Для начала заявляю, что мистер Хейуорд — это Гаске.
— Что? — воскликнул Рэмсден, повернувшись к нему. — Почему?
— Потому что я пишу детективы, — откровенно признался Миддлтон. — Они не слишком известны и, вероятно, не слишком хороши. Но я повторяю, что он должен быть Гаске.
Хейуорд усмехнулся, выглядев польщенным.
— Ну, я мог бы им быть, — согласился он. — Хотя в самолете был один странный тип, на которого я положил глаз, — кстати, он до сих пор не появился. Продолжайте, дружок.
— Мы здесь играем не только в обычную игру «Найдите преступника», — Миддлтон возбужденно постукивал пальцем по ладони, — но и в игру «Найдите сыщика». Так кто же из нас преступник, а кто сыщик? Взять, к примеру, мистера Хейуорда. Он никак не может быть Фламандом…
— Интересно, почему? — осведомился Хейуорд обиженным тоном.
— Потому что это было бы слишком просто. В личности его типа люди сразу бы заподозрили преступника. Я объясню вам, что имею в виду. — Миддлтон говорил как фокусник, просящий кого-то снять карту. — Например, священника достаточно легко сделать убийцей — это может прийти в голову каждому. А попробуйте сделать его детективом!
— Оуэн, я не шелаю, штобы ты говорить против церковь! — сказала прекрасная Эльза. — Это не есть хорошо. Если мы остаться здесь, я бы хотеть принять ванну, пошалуйста.
Два лакея под руководством Огюста внесли в коридор багаж. Эльза и Эвелин отправились переодеваться. Эбер, греющий руки у огня, повернулся к остальным.
— Полагаю, вы думаете, что это шутка, — заговорил он так тихо, что мы все уставились на него. — Я тоже умею шутить. Но не над этим. Понимаете, мне известно кое-что, о чем не знаете вы.
— Что именно? — спросил д'Андрье.
— Что Фламанд действительно убийца, — ответил доктор. — Потому я и еду в Париж. Прошлой ночью он убил человека в Марселе.
— А почему, — спокойно осведомился д'Андрье, — вы должны ехать в Париж из-за того, что человека убили в Марселе?