нас донесся протяжный стонущий крик, похожий и на крик ночной птицы, и какого-то неведомого зверя. Кто-то издалека откликнулся похожим криком. Потом все стихло.
— Фигня какая-то, — неожиданно сказал Гриша.
— Не возражаю, — согласился я.
— Я не о том. Как ты думаешь, бывают синие волки?
— Если их покрасят.
— Не хотел тебе говорить…
— Что еще?
— Помнишь, Андрей сказал…
— Что он сказал?
— Что изображения не будет.
— Ну?
— Отмотал проверить.
— Не тяни резину!
— Вспышки какие-то, пятна, блики. Звук, правда, нормальный. В общем — лучшим кадрам шандец.
— Лучшие кадры у нас с тобой еще впереди. А ситуацию обыграем. Пустим на экран твои вспышки с реальным звуком и расскажем все, как было. Сожрут за милую душу. Мистику у нас обожают.
— Ты заговорил, как наша шефиня. Мне это не нравится.
— Мне тоже многое не нравится. Особенно, как мы отсюда выбираться будем. Идти вокруг озера — не меньше недели. Если не больше.
— Дубовой нам такого кайфа не отломит. Могу поспорить — утром возникнет из небытия.
— Если его синие волки не сожрут. Давай спать.
Я потушил лампу.
Утром озеро и окрестную тайгу окутал густейший туман. Мы с Гришей уныло расположились на большом камне у самой кромки воды. Мягкая, какая-то ватная тишина царила вокруг — ни щебета птиц, ни плеска воды.
— Ни пространства, ни времени, — сказал Гриша, посмотрев на часы. — Стоят.
— Мои тоже, — не открывая глаз, сказал я.
— Я думаю — примерно половина девятого.
— Или двенадцатого.
— Ты становишься пессимистом.
— Просто я начинаю думать, что старик прав.
— Насчет чего?
— Как он там вещал? «Если не можешь понять другого, мельчайшее препятствие становится непреодолимым». Не могу понять — за чем он гонится, куда бежит? Что ему вообще надо?
— «Что ищет он в стране далекой, что кинул он в краю родном?»
— Что кинул — ежу понятно. Что ищет? Разве можно найти то, чего не знаешь?
— Теперь узнаю Дубового. Он признает только ясно поставленные цели.
— Ты меня достал своими сравнениями.
— Я не прав?
— От того, что ты прав, на душе еще гаже. Значит, так… — Я спрыгнул с камня. — Распаковывай камеру — запишем обращение к зрителю, который до сих пор не понимает, что мы от него хотим.
— А ты сам понимаешь?
— Ставь камеру — буду делиться своими сомнениями.
И вот я стою спиной к невидимому озеру, на фоне плотной неподвижной стены тумана с микрофоном в руках.
— Если бы надо было придумать символ бесконечности — он перед нами. Туман. Ни звуков, ни пространства, ни времени. Мы только представляем себе: там — озеро, там — тайга, там — горы. Время — примерно половина десятого. Или двенадцатого. Или — час. Время не может быть примерным. Если примерное, значит, его совсем нет. Озеро, возможно, не там, а там. А в том направлении — отвесные скалы. Попробуйте, докажите, что это не так, если вокруг беспросветный туман, и я представления не имею об окружающем пространстве. Скажете — это даже не тема для разговора: подует ветер, рассеется туман, все станет на свои места. Время можно будет узнать по солнцу, направление по звездам, днем — светло, ночью — темно, зимой — холодно. Остается только один ма-а-аленький вопрос: а зачем все это? Зачем ориентируемся в пространстве, зачем подсчитываем время, зачем куда-то стремимся, чего-то добиваемся? Зачем вообще живем? Рано или поздно иллюзии наши начинают рушиться, пространство сужается на длину собственного дыхания, глаза слепнут, время стремительно убыстряет свой бег, перед тем, как окончательно остановиться. И мы, наконец, расстаемся с этим миром, так и не поняв, зачем он, зачем мы? Так стоит ли куда-то бежать, что-то отыскивать, переживать, отыскивать какие-то пути, разочаровываться, страдать, корчиться от боли? Не лучше ли так и остаться в этом тумане и, не делая ни шагу, создавать в воображении свой мир — тот, который тебе по душе? Уверяю вас, он будет намного лучше того, который вы увидите, когда туман рассеется.
— Все! Записал?
Гриша отрицательно покачал головой.
— Издеваешься?
— Аккумулятор сел.
— Почему сразу не сказал?
— Было интересно, что ты скажешь.
— Ну и как?
— Я обычно не слушаю, когда снимаю. А тут пришлось. Тебе правду?
— Естественно.
— Ты завидуешь.
— Завидую? Кому?
— Андрею.
— Интересно. И глупо.
— Не знаю. Мне так показалось. Слышишь?
— Что?
— Ветер…
Туман стремительно расползался, таял, поднимался кверху редеющим маревом, втягивался в распадки. Под солнечными лучами на глазах оживала тайга — наполнялась красками, птичьим щебетом, шорохом опадающей с прибрежных кустов влаги. Все дальше и дальше раздвигалось видимое пространство озера, и скоро стал виден вынырнувший из остатков тумана катер, направляющийся прямо к нам. На носу его была видна одинокая женская фигура.
— Снимать? — спросил Гриша.
— У тебя же аккумулятор сел.
— Запасной еще где-то завалялся.
— Снимай. А насчет творческой дисциплины разговор будет особый. Больше меня на такой монолог не хватит.
— Он тебе нужен? — спросил Гриша и, не дожидаясь ответа, прильнул к камере. В окуляре уже отчетливо была видна Ольга, нетерпеливо вглядывающаяся в наши фигуры.
Она открыла дверь зимовья и, не входя, с порога внимательно оглядела аскетичное содержимое бывшего жилья Андрея.
— Когда он ушел?
— Ночью.
— Почему?
— Пришел человек и сказал, что что-то где-то случилось.
— Он вернется?
— Не думаю.
— Почему не пошли с ним?
— Не хотелось, чтобы наши отношения навсегда прекратились.
— Он не хотел с вами общаться?
— Общался нормально. Потом сказал, что из-за нас где-то случилась беда.
— У него что, есть мобильник? — вмешался стоявший в стороне Дубовой.
— Из современных приборов только керосиновая лампа, — не поворачиваясь к нему, сказал я.
— Как он тогда узнал?
— Про что?
— Что беда.
— Какая беда?
— Я бы не называла это бедой. Случилось то, что должно было случиться.
— А что должно было случиться?
— Если сообщить ему не могли, значит, не в этом дело, — сказал Дубовой.
— Не оправдывайтесь, — зло отрезала Ольга.
— Я с себя вины не снимаю, но, уверяю вас, дело не в этом.
— Какое дело?! — не выдержал я.
— Лично я хотел как лучше, — буркнул Дубовой.
Ольга захлопнула дверь зимовья и пошла по тропе к озеру. По дороге рассказывала:
— Этот высококлассный специалист разыскал Елагину и вместо того, чтобы спокойно наблюдать и дожидаться вашего возвращения, решил проявить инициативу.
— В подобных случаях лучше сразу расставить все точки.
— Ничего не надо было расставлять! Только наблюдать и ждать.
Я остановился:
— О чем вы с ней говорили?
— Её интересовало только одно — зачем нам нужен Андрей Журавлев?
— Я бы не рискнул ответить на этот вопрос.
— Почему? — Ольга тоже остановилась.
— Если я
