что? Не поверю, что такие важные птицы питались в трактирах хлебом и жидкой похлебкой.
Тот расплылся в улыбке.
— Ох, вот вы о чем, сэр. Это конечно, куда ж без этого? Вон в том ларе — пироги, с олениной, думаю, или еще с чем интересным, паштеты в горшочках, а вино — я, вы уж не гневайтесь, позволил себе пригубить немного — сказка, а не вино!
Каэрдену поднесли еды и вина, но тот молча покачал головой. Леу же не стала строить из себя недотрогу, приняла из рук одного из разбойников кусок пирога и маленький золотой стаканчик с густой темно-красной жидкостью и поблагодарила по-эйрийски, отчего на его заросшем бородой лице появилась улыбка.
Вообще люди не досаждали им особым вниманием; похоже, их больше интересовало содержимое сундуков красных монахов. Только Мартина предводитель шайки усадил рядом с собой и о чем-то расспрашивал. Кажется, о том самом турнире. Мартин несколько раз упоминал о нем, но Леу так до конца и не поняла, зачем люди в мирное время разыгрывают сражения — как будто им мало настоящих войн.
— Имя вроде бы мне незнакомо. А герб у него какой?
— Белая лютня на черно-зеленом, сэр. Сэр Уилмот был не знатного происхождения и участвовал в турнирах всего два раза в жизни, поэтому, наверное вы его не помните.
— Был, говоришь…
— Погиб, защищая свой замок от гоблинов, сэр, — коротко ответил Мартин.
Конор Слейт крякнул и осушил свой кубок. Леу вспомнила, что ее угостили вином и отпила немного. Рот обожгло сладким и кислым.
Разбойники вокруг громко разговаривали, смеялись, вскрывали крышки из теста и рвали зубами нежную начинку пирогов. Копались в сундуках, с криками и хохотом примеряли вышитую золотом одежду. Привязанный рассветный брат с синяком на лице возмущенно вопил и сыпал угрозами, пока не получил древком копья под дых, закашлялся и повис на веревках. Кто-то посетовал, что в орден Рассвета не берут женщин — пара монашек посмазливее оказались бы сейчас очень кстати. Ему предложили замолчать:
— Лайл, мразь эта, про баб заткнуться никак не мог, а как ему пасть прикрыли, ты начал?
Леу поморщилась от резкого незнакомого вкуса, откусила кусок пирога, чтобы перебить его.
«Да это цыпа. Чур, моя. Слыхали, козлоперы?»
Она поперхнулась. Столько всего произошло разом, что Леу особо не задумывалась о словах лучника, и только сейчас, услышав его имя и вспомнив тянущиеся к ней грязные пальцы с обгрызенными ногтями, она наконец поняла, о чем тот вел речь и что хотел сделать.
«Это вообще возможно?» — растерянно подумала Леу. — «То есть… возможно, конечно, но… человек и фаэйри, так разве бывает? Так…»
Тошнота подкатила внезапно. Леу вскочила на ноги и едва успела метнуться в темноту, опереться о ствол дерева и выплюнуть наполовину пережеванный пирог. Некоторое время она стояла так, пытаясь справиться с подступающим к горлу мерзким чувством. Все тело била дрожь, а стоило Леу представить оскалившуюся рожу Лайла, заросшую светлой щетиной, становилось еще хуже.
Может, Каэрден и прав. Может, они действительно произошли от животных.
Потом она вспомнила, как Мартин кинулся наперерез разбойнику,чтобы защитить ее. Нет, чушь какая-то. Ерунда. Просто люди бывают разные. Мартин никогда бы не повел себя как этот Лайл. Мартин — сдержанный, заботливый, тихий, сам разговаривает мало, но всегда терпеливо слушает ее, Леу, болтовню. У него теплые и мягкие ладони, от прикосновения которых она всегда успокаивается, как бы не была расстроена, и серо-голубые, как небо ранней осенью, глаза, добрые и внимательные. И он… хороший друг. Наверное. То есть…
Она нахмурилась. Леу как-то вообще раньше не задумывалась о подобных вещах. Грес — тоже ее друг, но она не помнила, чтобы когда-нибудь думала о его глазах или руках. Странно. Вообще все это — странно и не совсем понятно. Будь она дома, могла бы обратиться за советом к подругам, матери или госпоже Дайну. С Каэрденом Леу обсуждать свои мысли точно не собиралась.
Она глубоко вздохнула и прислушалась к себе. Дрожь унялась, тошнота, кажется, тоже отступила. Нужно вернуться на поляну.
Ее отсутствие, кажется, вообще никто не заметил. Посланник Высокого Престола скользнул по Леу равнодушным взглядом; разбойники продолжали угощаться и потрошить сундуки красных монахов.
— … уже год, как укрываемся в лесу у эльфов, сэр, — Мартин так и сидел у костра вместе с предводителем разбойников, отпивал понемногу из украшенного мелкими зелеными и красными камнями кубка и рассказывал: — И монахи, и жители деревни, сколько их осталось. Но, как вы знаете, сэр, в Поднебесном пределе есть и другие дворы фаэйри. Леу и Каэрден направляются ко двору Лир. Я сопровождаю их, потому что лучше знаю наречия и обычаи людей.
Он решил не упоминать Полуночную землю, заметила про себя Леу. Может, это и к лучшему. Может, Каэрден прав и Мартину все равно не поверили бы.
— Так вот с чего венардийцы на вашего брата взъелись, — пробормотал Конор Слейт, теребя бороду. — На орден Чистого неба. Синие монахи, мол, с эльфами сговорились, отреклись от истинной веры, и с помощью всяких колдовских штук, что от фаэйри получили, целые деревни под корень изводят. А оно, оказывается, вот что — сами венардийцы со своими браслетами виноваты.
Мартин кивнул.
— Ну ясно теперь все, — продолжал тот. — Пару месяцев назад ваш орден объявили вне закона — как раз когда, я слыхал, браслеты свою силу потеряли. Монастыри все отобрали и передали рассветным братьям, монахов — кого в тюрьмы побросали, кого разогнали просто. Пара таких к нашей компании прибилась. Приведу краснопузых в лагерь — вот уж будет у них о чем с нашими потолковать…
— Лагерь, сэр? — недоуменно переспросил Мартин. — Разве это — не…?
Рыжий ухмыльнулся.
— Что ж небо, совсем меня умом обделило — на краю леса лагерь разбивать, у самой дороги? Нет, здесь мы просто стоянку устроили. А до самого лагеря, если сейчас выйти, к полудню, может, дойдем. В самой чаше, куда людям шерифа или солдатне венардийской не добраться. А доберутся — все там и лягут. У меня
