тебе… погостить».
— Ой! — Вики подпрыгнула, когда её погладили за ушком.
— У тебя крошки в волосах, я убрал.
— Спасибо, конечно, — она ехидно сощурилась, — но не от всего сердца. Это ты меня ими обсыпал.
— Ты дочитала?
— Наконец-то да. Но я не смотрела фотографии.
— Тогда подвинься. Тебе не понравится увиденное.
— А в твоём обществе фотки преобразятся в мемы с котиками?
— Моё общество — оберег от завтрака, выблеванного на стол.
— Но если это случится, для меня что, закроются лучшие дома Европы? — В притворном ахе она прижала ладони к груди.
— Если это случится, я вытру тебе рот.
* * *
Джорджина открывает дверь незнакомцу, потому что в замусоленном дверном глазке тот вызывает доверие.
Он ведь даже не чёрный — редкость для такого района. Сутенёр? Барыга? А, может, новый клиент? Когда у неё появилась эта комнатушка, она пообещала себе никогда не приводить работу на дом. Но клятвы существуют, чтобы их нарушать, и проститутка уже не раз это делала.
Джорджина узнаёт причину визита и, поломавшись для видимости, соглашается обслужить мужчину в обмен на тройной тариф.
Но она — не дура и просит бабки заранее. Наслышана уже про таких вот, вечерних посетителей. Сначала уговаривают на отсос на лестничной клетке, а потом сбегáют, не заплатив ни шишá. Но гость любезен и тянет ей даже больше, чем нужно. Сильно больше, чем она называла.
Джорджина не раздумывает, когда тот просит разрешения вымыть её в ванной.
Это не самый странный фетиш, с которым она сталкивалась. Даже миленько, если представить картинку, как в кино: худенькая «девчонка», которую заботливо купают, мылят и пенят в разных местечках. Дверь в квартиру она запирает, чтобы им не помешал Тайгер. Это кличка одного из парней-джáггало — самой отбитой группировки Детройта, у него клоунский грим, который похож на тигра, отсюда и прозвище.
Джорджина нежится в ванной, щебеча с клиентом: у него непонятная манера речи, но та ей нравится.
Словами «миледи» и обращением на «вы» работа её не баловала. Поэтому женщина быстро начинает фантазировать, из каких мест мог приехать её гость и что забыл в их клоáке. Наверняка он — застройщик из Пенсильвании, в конце концов решает она, вспоминая то немногое, что знает про штат. В её представлении филадельфийские богачи с древними фамилиями должны разговаривать именно так.
Джорджина давит улыбку, когда замечает, что клиент напевает себе под нос.
Нос у того знатный, про такой её мамаша любила говорить «клюв пророс», но сама проститутка исподволь рассматривает глаза — у тех непомерно яркие радужки. Мотив песенки кажется детским, но от текста пробирает внезапная дрожь.
— Получай свою награду:
Тебе врали с ранних лет,
Заставляли верить в правду,
Что чудовищ в мире нет.
Джорджина ползёт к выходу спустя полчаса, оставляя огромный, красный шлейф своим тщедушным тельцем.
«Чудовище» отвлеклось, исчезло в комнате, что принято называть гостиной, которой женщина не пользуется — хранит в той коробки с вещами для другой, новой жизни в Канаде, заходя туда раз, иногда два раза в неделю, чтобы напомнить себе, для чего она старается.
Джорджине не пригодится ни одна из коробок, потому что в мире есть чудовища.
* * *
В 2006-м году учёные выяснили, что в человеческой слюне содержится вещество энкефалин, которое может служить альтернативой опиатам. Так же, как и морфий, энкефалин выступает обезболивающим, но, в отличии от наркотика, он самого что ни на есть естественного происхождения.
— Блять! — Ничего этого про слюну Джейкоб не знал, иначе бы не расходовал ту попусту, оставляя плевки на лестничной клетке многоквартирного «Гарлема». — Ну ты видел?.. Видел?! — Он ни к кому конкретно не обращался, потому что Айк не слепой, всё он видел, даже в гостиную зашёл, пока Макграт бодро склонился над красным кругом у дверей. Он-то решил, что это кровь, а это… — матка!.. Блять, это матка! — Эксперт сложнее выразился: там и матка, и яичники, и трубы эти женские, и вся репродуктивная система, напоминавшая дверной коврик какого-нибудь Ганнибала Лектера.
— Солдат Джей! — Голос Уокер пролётом ниже заставил ирландца треснуть себя по щеке, пока не пришла коллега: «Соберись, херов пэдди!».
— Дай угадаю! — Он выкрутил свой хабальский прононс на максимум, — ты явилась в этот дом без уважения, зато с кучкой английского чванства.
«Кучка английского чванства» просто сдвинул Джейкоба с места, первым заходя в квартиру.
— Нет. — Обстановку Смит оценил молниеносно и быстро развернулся к Виктории, которая попробовала втиснуться следом. — Спустись вниз, женщина, и опроси зевак, кто-то из них вызвал копов.
— Я не пойму, сегодня Международный День Сексизма? — Она, было, подпрыгнула, чтобы посмотреть Леонарду через плечо, но тот — не низкорослый Джейкоб, и обзор заслонял полностью. — Я — специалист, которого ты, мужчина, сам привлёк к расследованию. Так дай расследовать.
Никакого признания её правоты не последовало. Вместо этого «британец» вдруг развернул Уокер на месте, чтобы даже соблазна не возникало взглянуть на место преступления, а потом перехватил под талию одной рукой и просто перенёс на пролёт ниже так, словно ни черта она не весит. Не человек, а мешок с картошкой!
— Ещё раз повторяю, а повторять я не люблю: внутрь ты не зайдёшь.
— Я тебе что, шутка какая-то?! — Там, где ещё недавно была его рука, продолжало печь. Собственная задница, впечатанная в торс этого Мистера Загадочность и графа Монте-Кристо в одном флаконе, внезапно стала гиперчувствительной и с осознанием дела нашёптывала: «Эй, мать, там корабль! У него в кармане корабль, клянусь! Потому что если это не корабль, тогда он о-о-очень рад тебя видеть!».
— Ты — женщина.
— Которая живёт в двадцать первом веке! — Вики надулась от возмущения и собиралась как следует забрызгать Смиту его затейливую кожанку и домостроевские выводы феминизмом, но…
— Ты — женщина, а у женщин есть память, — он пресёк её спич на корню. — Мужчина не помнит, что делал вчера, женщина помнит, что ей сказали семнадцать лет назад, во что она была одета и как грозно и низко в тот день висели облака. — Ещё и посмотрел так, что у неё ноги расплавились. — Не хочу, чтобы двадцать четыре часа со мной остались в твоей памяти, как кровавая жатва. Ты — не детектив, ты — художник. Выполняй свою работу.
* * *
Рислинг был дешёвым, в целлюлозном пакете. В самый раз, чтобы хлестать тот без изящества фужеров.
Виктория просто сорвала верхний край и теперь вливала в себя мутную жидкость, рассчитывая, что это поможет забыть услышанное. Увидеть ей так и не дали, но Джорджину Эстер Кромби убили
