Нарышкина, мы ненадолго, — сказал я.
Мы вошли в комнату, я закрыл за собой дверь. И, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на кровать. В голове плыл туман.
Полли посмотрела на меня неодобрительно.
— Чем обязана визиту?
— Борис Александрович, покажите Аполлинарии Андреевне, что вас привело сюда, — с трудом удерживаясь от того, чтобы закрыть глаза, сказал я.
Борис, которого ситуация очевидно смущала, закатал рукав и продемонстрировал ожог.
— Ничего себе, какой огромный! — ахнула Полли во весь голос. — Но… Константин Александрович, я ведь сегодня уже делала это с вами. Два раза в день для меня — это слишком, а тут такой размер… Даже не знаю, получится ли…
Тут мне почудилось движение. Я поднял голову и увидел над межкомнатной перегородкой лицо соседки Полли. Екатерина Алексеевна Долгополова собственной персоной. Большую часть лица Екатерины Алексеевны занимали глаза. Они готовы были вывалиться из орбит.
— Здесь частная вечеринка, — сказал я. — Не припомню, чтобы вас на неё приглашали, госпожа Долгополова.
Долгополова залилась краской и исчезла, не проронив ни звука. Перед исчезновением, мне показалось, у неё на лице появилось разочарованное выражение.
Полли досадливо поморщилась и поставила глушилку.
— Сделай всё, что можешь, — попросил я. — Убери ожог хотя бы до первой степени.
В степенях ожогов Полли разбиралась, она одно время даже подвизалась в академической клинике в качестве медсестры.
— Хорошо, — сказала Полли. — Присаживайтесь, ваше высочество.
Борис сел на указанный стул. А я прилёг на подушку.
— Ничего не обещаю, — говорила Полли. — Но хуже точно не сделаю. Возможно, пощиплет.
— Я умею терпеть боль, — отважно сказал Борис. — Вы, вероятно, не слышали об этом, но я провёл почти всю жизнь на грани между жизнью и смертью.
— Вы такой сильный человек, ваше высочество… — Полли, как опытная актриса, произнесла это без тени иронии, совершенно искренне. И Борис залился краской от удовольствия.
А я всё-таки прикрыл глаза. Подумал, что просто полежу с закрытыми глазами буквально минутку, а потом встану — и мы с Борисом уйдём.
Больше подумать ничего не успел. Всё куда-то пропало, и меня окутала тьма. Не та, которая с большой буквы, а хорошая. Спокойная и целительная. Та, в которую было приятно окунуться.
* * *
Проснулся я от осознания, что сплю.
Да, такое бывает, когда привыкаешь делать паранойю частью своей жизни. Осознать себя во сне — пара пустяков. Проснуться, когда надо — тем более. Только тут есть нюанс: для осознания себя во сне должен сниться сон. А я чёрт знает сколько времени провёл, по ощущениям, в полной темноте, в небытии.
Но зато сразу как начались какие-то смутные образы, рывком сел и открыл глаза. Сердце припустило с места в карьер, будто стараясь компенсировать несколько минут покоя… Впрочем, минут ли?
За окном было темно. В комнате, соответственно, тоже. Только над столом лампа давала пятно жёлтого света. За столом сидела Полли и что-то писала, мурлыкая себе под нос мелодию.
— Ты чего меня не разбудила? — буркнул я и потёр лицо ладонями.
Ощущение было такое, будто в лесу прошёл через паутину, натянутую меж деревьями.
— Вообще-то мы пытались, — повернулась ко мне Полли. — Все втроём.
— Втроём? — переспросил я.
— Государю императору — ура! — вонзился в левое ухо вопль.
В ухе зазвенело. Я повернул голову и посмотрел на Джонатана, который сидел на спинке кровати, глядя на меня с всеобъемлющим чаячьим осуждением.
— И после такого я не проснулся? — Я с сомнением показал на Джонатана пальцем.
— Даже не подумал! — Полли сложила руки на груди. — Теперь моя репутация уничтожена — благодаря вам, господин Барятинский. И вам сильно повезёт, если мой жених не вызовет вас на дуэль.
— Жених, вот как, — зевнул я. — Поздравляю. Сильно, конечно… Опять дуэль. Как же это всё надоело-то, господи.
Глядя на меня, Полли неожиданно смягчилась. Положила руки на колени и вполне миролюбиво сказала:
— На самом деле я немного преувеличиваю. Из комнаты я вышла вместе с Его высочеством, после чего всем любителям распускать и слушать сплетни напомнила, чем им это грозит. Мишель, разумеется, в курсе, что произошло. Вернулась я буквально несколько минут назад, и тому есть свидетели. Так что если вы Константин Александрович, не собираетесь повести себя бесчестным образом…
— А сколько времени? — перебил я.
Полли взглянула на изящные наручные часики.
— Одиннадцать часов и тридцать семь минут.
— Тогда не успеваю, — развёл я руками. — Сожалею, но вынужден откланяться.
С этими словами я подошёл к окну и принялся его открывать.
— Костя… — Полли мигом съехала с официоза и вспомнила, что мы с ней друг друга знаем с детства. — Ты что делаешь?
— Ухожу.
— Но там есть дверь!
— Государю императору — ура! — рявкнул Джонатан и вспорхнул мне на плечо.
— Слышала? Вот то-то же.
Я открыл окно и поставил ногу на подоконник. В комнату потёк прохладный сырой воздух. Дождь, судя по всему, недавно прекратился — хотя вряд ли надолго. Представив, каково сейчас в парке, я поморщился. Может, не придёт?.. Тогда с чистой совестью можно будет записку сжечь, а про великую княжну забыть.
— Может быть, ты хотя бы поинтересуешься здоровьем великого князя? — возмущённо спросила Полли.
— А что с ним? — Я так удивился, что даже повернулся.
— У него был огромный ожог на руке! — всплеснула руками Полли.
— Это я видел. Думал, ещё что-нибудь. Ты ведь залечила ожог?
— Представь себе — да! Даже следа не осталось. Мои силы продолжают расти. Я думаю, что вскоре смогу заявить себя как целительницу. Смогу помогать людям так же, как баронесса Вербицкая…
Говоря, Полли подняла руки и посмотрела на свои ладони с немым восхищением, будто на произведение искусства.
— Звучит как план, — улыбнулся я. — Ну ладно. Мы полетели. Спасибо, что помогла с ожогом!
С этими словами я выпрыгнул наружу, в холодную ночь, и полетел вниз головой. Джонатан с криком сорвался с моего плеча. К его крику присоединился крик Полли, испугавшейся моего поступка.
Но родовая магия продолжала действовать исправно. В метре над землёй я плавно остановился и повис в воздухе. Потом, качнувшись назад, перевернулся и встал на ноги. Обернулся и посмотрел вверх, на высунувшуюся из окна Полли.
— Если последнюю часть немного ускорить
