class="p1">– Или надеялся, что в благодарность за спасение я тебя отпущу?
– Об этом я не успел подумать, хотя было бы неплохо.
– Ах, «неплохо»? А не сговорились ли вы с садовником?
– Сговорились?! Я его впервые вижу!
– Я понял, – зловеще прищурился Вайтинагри. – Лучше признайся, кто тебя подослал и тогда обещаю, что ты умрёшь относительно быстро.
– Что? В каком смысле подослал?
– Гениальный ход, шпионить и втираться в доверие под маской дурака! Кто твой хозяин? Де Барвиль? Барон Пакгаузен?
– Да что вы ко мне прицепились! – не выдержал Рой. – Я просто хотел остановить убийцу! А взамен получаю угрозы и нелепые обвинения! Странно что вы до сих пор живы! Кто вообще соглашается защищать такое чудовище?
Вайтинагри замолчал и долго смотрел на куст позади Роя.
– Тот, кто боится, – наконец сказал правитель и перевёл взгляд на сгорбившегося, обхватившего голову руками, Роя. – На этой про́клятой планете лучше быть чудовищем, чем чудиком вроде тебя. Здесь никто ничего просто так не делает. Да и геройство твоё дурацкое. Неужели настоящий наёмник не заметит, что над садом кто-то летает или растеряется при атаке с воздуха? Ещё и кинулся без оружия… Любой тренированный убийца тебя бы на подлёте ликвидировал. Да и ко мне подсылают таких профессионалов, что ты бы их вообще не заметил ни сверху, ни снизу, ни столкнувшись нос к носу. Ты даже охранников не видишь, хотя за садом внимательно наблюдают, и в случае подозрения они бы раньше среагировали. А ты думал, я разгуливаю в одиночестве? М-да. Ладно, не реви… герой. Что ты хочешь за спасение правителя? Ну?
– Ничего мне от вас не надо!
– Тьфу. Эта планета точно проклята, раз в сто оборотов с неба дракон свалился – и тот благородная истеричка. Что уставился? Марш домой.
Часть 1. Пришелец. Глава 7. Тут раздался страшный звон
Жокдру проигнорировал возвращение Роя и до вечера разгребал дела, накопившиеся за время препирательств с драконом.
Перед сном заглянул Вайтинагри, перебросился парой фраз с секретарём, потом повернулся к Рою и сказал:
– Дожить до утра.
– И вам, – буркнул драконианец, не обрадованный таким пожеланием, но Вайтинагри лишь кивнул и удалился.
Жокдру проводил правителя, вернулся и так нехорошо посмотрел на драконианца, что Рой решил, что фраза Вайтинагри была не зря и дотянуть до утра шансов мало, поэтому тихо сказал:
– Если у вас учитывается последнее желание, я хотел бы, чтобы после смерти мой прах развеяли над рекой на рассвете.
Секретарь удивился, неожиданно потрогал лоб драконианца, нахмурился и ушёл. Вскоре он вернулся с доктором и тот, не задавая вопросов, принялся слушать, щупать и простукивать растерявшегося Роя.
– Что же, диагноз ясен, – доктор поднялся. – Omnino sanus.
– Это заразно? – испугался секретарь.
– К сожалению, нет. Потому что он абсолютно здоров и ещё всех нас переживёт. Зачем вы меня дёргали на ночь глядя?
– Да он холодный, будто уже остывать начал, – виновато забормотал Жокдру. – И завещание объявил. И вид был такой, словно впрямь собирался помирать.
– У драконианцев нормальная температура на семь градусов ниже, чем у нас. Когда потеплеет, тогда приходите. А вид – пусть отоспится, – и доктор ушёл, недовольно скрипя паркетом.
– Ах ты ледяное земноводное! – сердито сказал Жокдру. – Одни проблемы от тебя.
– Пресмыкающееся, – поправил Рой, – если смотреть по классификации Чуккеля, но сейчас она признана устаревшей и...
– Лучше бы ты пресмыкался, а не симулировал, – перебил секретарь.
– Когда я симулировал?
– А кто про прах над рекой говорил?
Они уставились друг на друга. Раздался неслышный звон неощутимого столкновения с невидимым культурным барьером. Поссы традиционно не любили признаваться в недомоганиях, а когда становилось совсем худо, сразу оставляли близким распоряжения о похоронах. В прежние времена часто именно этим всё и заканчивалось, но с развитием медицины после таких слов родственники стали в первую очередь приглашать докторов, а не гробовщиков. Со временем объявление завещаний превратилось в эвфемизм, поскольку самому обращаться к врачу всё ещё считалось непростительной слабостью, а когда кто-то другой вызывает к «умирающему» – так это его инициатива, сам больной не просил. Граница необходимого уровня недомогания также заметно сместилась. Впрочем, то, что можно перенести на ногах, по-прежнему старались перетерпеть. Это плохо сказывались на средней продолжительности жизни, но традиции оставались сильнее.
Позже Рой узнал, что «дожить до утра» местный аналог пожелания «спокойной ночи» и не несёт скрытого смысла.
Та же ночь спокойной не была. Жокдру начал ворчать, что никакого покоя от дракона ни днём, ни ночью, за какие только грехи он свалился на голову – и это перетекло в бесконечно длинную жалобу о том, что всякие небесные твари вместо того, чтобы быстренько запомнить правила и не вякать, норовят всё испортить, требуют особого отношения, будто в государстве других забот нет, при этом ничего полезного не делают, только прохлаждаются на цепи и объедаются за казённый счёт, а честные и преданные труженики, ни одного выходного дня ни разу не видевшие, должны подстраиваться, жертвовать крохами свободного времени и печенек, водить за ручку и плясать для бессовестных пришельцев каникани. Как выглядит каникани, Рой не знал, но из контекста решил, что это ужасно сложный танец, после которого устаёшь как собака. Тем временем секретарь незаметно перескочил на тупое дворянство, которое не может в приглашении из двух строк найти дату приёма и по пять раз переспрашивает, а потом и вовсе на неурожай корнеплодов и то, что кто-то повадился воровать прищепки для белья. Окончательно обалдевший от всей этой информации Рой влез в паузу и предложил лучше его бить, но секретарь настроился делать больно по-другому. Жокдру ещё на четверть часа разразился монологом о том, что его все считают суровым и безжалостным бойцом, но у него есть принципы, и, может, он вообще мечтал стихи писать, а не быть мальчиком для битья (имея в виду «тем, кто бьёт», но семантическая точность его уже не интересовала), или на худой конец выть ночью на луну. Насколько последнее считается романтичным или имеет переносное значение, Рой так и не понял. Впрочем, заявленная трепетность натуры не помешала наконец-то выдохшемуся секретарю закончить неуместную исповедь обещанием однажды загрызть дракона в честном бою, а также спустить шкуру безо всякого боя, если тот кому-нибудь разболтает услышанное. Это было уже вполне в
