class="p1">И ушел в темноту, не дожидаясь ответа, только потому что сам был ошарашен происходящим.
Но оказалось, никто не осмелился ослушаться.
А это был вор. Вор из соседней деревни, что пасся в этом амбаре еще до нашего переселения сюда. Каждый год после сбора урожая он разбирал соломенную крышу амбара, слезал на сложенные до кровли мешки и утаскивал на праздник пару мешков. Но в этот раз риса у него под ногами не оказалось и он, пролетев три человеческих роста, грохнулся на утоптанный земляной пол амбара, переломав себе все, что выступало из туловища. Три дня он там валялся, пугая стонами всю округу.
— Вот твой мышь, — смеясь, сказал Мацуда, сдавая вора деду на руки. — Я его отловил.
О том воре я больше не слышал, что не удивительно — воров в наших местах не терпели, но болтовня о том, что мой дед лично скрутил крысообортня, укравшего весь рис нового урожая, ходила в наших местах долго. И еще много лет после того ее показывали в лицах бродячие кукольники на дорогах; даже я там был, в этой маленькой истории, — мальчик, безымянный вестник, — только, конечно, действие было перенесено в более благородные и легендарные времена Хэйан.
Но еще до начала холодов случилась еще одна, куда более странная история. История с чудесным паланкином.
Слухи о странных носилках без носильщиков, появившихся в наших местах, дошли до нас раньше, чем мы сами с ним столкнулись. Дед мой качал головой, в том смысле, что о чем только люди не говорят, когда к горам подбирается осень, — о лисах, барсуках, странных предметах; впрочем, я понял намек совершенно правильно, я и мой наставник были обязаны эти слухи проверить, иначе не видать нам на праздники пирожков со сладкой начинкой.
Пришлось нам заняться этими слухами.
Мацуда нашел в деревне у большой дороги очевидца, который доподлинно рассказал нам, что встречал странные богатые носилки лично, и даже шрамы показал, что остались у него на плечах после встречи с ними три года назад. Он тогда шел с товарищем с промыслов из города, и они встретили носилки на обочине. Чарующий девичий голос подозвал их, а дальше он помнит довольно смутно, но не забыл, что тащил их на себе до позднего вечера и лишь тогда их отпустили.
А сейчас, когда пронесся слух, что носилки снова появились в окрестностях, он носу из дома не кажет, боится.
— Ну ничего себе, — с удовольствием произнес Мацуда, когда мы шли прочь от хижины пострадавшего. — Вот это байка. Чего только народ не выдумает, чтобы оправдать позднее возвращение домой. Посмотрим, что нам удастся еще выяснить.
А я даже начал находить вкус в участии в этих странных историях.
Выяснить что-то нам довелось довольно скоро. Один из обормотов-вассалов моего надменного младшего брата нашел нас в бамбуковой роще, где Мацуда ставил мне удар правой рукой, и, кося от ужаса глазом, сообщил, что в деревню прибежал крестьянин, сбежавший от порабощающей силы странных носилок, и что нам следует спешить, если мы надеемся их увидеть сами.
Мы поспешили.
На деревенской площади Мацуда допросил вымотанного в прах, мокрого от пота крестьянина из отдаленной деревни, искавшего у нас укрытия от странного преследования. Его товарищ тоже сбежал, но потерялся по дороге сюда. А носилки они бросили, когда уже не могли их нести, недалеко отсюда.
Мы с учителем переглянулись и двинули в указанном направлении. Мацуда бодро шагал впереди, пронизывающий осенний ветер выдувал пот, стекающий у меня по холодной спине.
Да. Они были там. Маленькие изящные носилки в черном лаке с танцующими фениксами на стенках, бамбуковая занавеска скрывала того, кто был внутри.
— Так-так-так, — удивленно произнес Мацуда, располагая руки на поясе рядом с мечом в ножнах. — Они действительно существуют.
Меня не воодушевило это открытие. Но я подозревал, что учителя это не остановит.
— И кто это тут у нас? — успел произнести учитель, когда занавеска носилок немного отодвинулась и ярко-белая изящная рука показалась снаружи и палец с игриво алым ногтем согнулся несколько раз, призывая нас подойти ближе. Я еще увидел рукав ярко-алого кимоно и, кажется, сложенный золотой веер, когда учитель со странно изменившимся лицом приблизился к носилкам и присел рядом с ними на корточки.
Я не слышал, о чем они говорили, ветер завывал, и я жутко мерз на этой дороге в летнем юката, а может, это у меня от страха зуб на зуб не попадал, но вскоре Мацуда обернулся и подозвал меня к себе.
— Давай, парень. Берись за носилки спереди, а я встану сзади, там тяжелее.
— Учитель… — жалко простонал я.
Но очарованный Мацуда меня не слушал:
— Давай-давай. Нам нужно немного потрудиться. Тут не обойтись без нашей помощи.
Что я мог ему сказать? Что я мог сделать? Я встал впереди носилок, и мы по команде Мацуда взвалили их себе на плечи как заправские носильщики и понесли их в сторону города. Мацуда даже напевал себе что-то под нос, ритмичное, чтобы мы с шага не сбивались.
Мне трудно описать, что я чувствовал, пока палки носилок все глубже впивались мне в плечи, шрамы, наверное, останутся на всю жизнь, но учителя я не смел ослушаться. Через час я уже спотыкался о собственные ноги, пот каплями падал на дорогу, оставляя следы, как от дождя. Труд носильщика несладок.
Вечерело. Внутри носилок вспыхнул огонек и разлился теплый свет фонаря. Мацуда сжалился надо мной, и мы поставили носилки на дорогу, едва не попадав рядом. Мацуда оказался измотан не меньше меня, он-то был уже совсем не молод, кстати.
Занавеска носилок откинулась вновь, полоса света упала на темнеющую дорогу. Мацуда вступил в эту полосу, присел на колено, и тот, кто был внутри, что-то ему сказал, отчего лицо учителя преобразилось, усталость словно рукой сняло, а я не услышал, кровь стучала у меня в ушах.
Сияющая от белизны кожи рука показалась из-за занавески и протянула Мацуда маленький алый недавно сорванный цветок хризантемы, и, клянусь, я видел это, Мацуда, этот каменный человек, принял его с благоговением, только не поцеловал. И спрятал у себя на груди!
Потому, когда мы достаточно удалились от носилок, чтобы не видеть свет изнутри, я спросил:
— Кто это был, учитель?
Мацуда не сразу ответил. Улыбнувшись, он произнес:
— Раз в три года высшая школа куртизанок в Гион совершает обряд принятия учениц в высший ранг таю. Главное
