соседка любила поговорить между делами и ходила с трубкой из комнаты в комнату. Несколько гудков спустя мембрана кашляет, и далекий мамин голос произносит привычное: «Алло!».
– Мам, привет, это Женя! Звоню тебе сейчас от Сашки, он просит меня помочь ему с баней. Тут дел на пару дней, так что я ненадолго задержусь.
– А как же техникум, Женя?
– Мам, там всё нормально, сама знаешь. Экзамены я все сдал, а диплом ещё не скоро. Чертежи и дипломную работу я отдам, так что немного развеяться не повредит.
– С машиной всё в порядке? – после небольшой паузы берет трубку отец.
– Да, пап, не волнуйся! Стоит сейчас и блестит как у котика… глазки!
– Ну, смотри, Женя, если что случится, то я тебе эти… глазки на одно место натяну и моргать заставлю.
– Всё понял, шеф! Не извольте сумлеваться, чай, оно не в первый раз! Маме привет, через пару дней буду.
– Давай аккуратнее там. Пока.
Короткие гудки. Вот непонятно – о чем он говорил «аккуратнее»? То ли обо мне, то ли о машине.
– Не хотела бы я быть твоей женой, – из комнаты выходит Марина.
– Чой-то? Это что еще за заявления?
– Да врешь ты больно складно, – Марина оборачивается в дверях. – Пошли, что ль?
– Не, стоп! Ты не поняла, это же ложь во благо!
– Ага, рассказывай.
– Чего рассказывай? Сама знаешь, если бы я им рассказал, что со мной произошло, то прислали бы белую машинку с красной полосой, а в ней двое дюжих санитаров с крайне немодной рубашечкой.
– Да-да-да! И обманывая жену, ты бы так же себя оправдывал!
Не сразу до меня доходит, что она меня дразнит.
– Эх, отвести бы тебя на сеновал и объяснить, что нельзя так издеваться над мужчинами, да боюсь ты Феде расскажешь, – улыбаюсь я.
– Конечно, расскажу, во всех подробностях, не извольте сумлеваться! – подмигивает она, крутнув объемным задом.
Вот только набираю воздуха, для того чтобы выплеснуть ещё пару солдафонских комплиментов, как иной запах касается моих ноздрей. Я явственно ощущаю, как ежик коротких волос встает дыбом. Волосы зашевелились даже в подмышечной впадине, не говоря уже о других местах. Гуще куриной крови, слаще, привлекательнее… негромкое рычание вырывается из груди, но я успеваю перехватить Маринину ладонь.
– Попалась! – привлекаю её к себе.
Тяжелые шары грудей слегка расплющиваются о мою грудь, жаркое дыхание опаляет щеку. Теплое бедро прижимается к паху, вызвав томление внизу. Но не от девушки идет одуряющий запах, от которого мутится в голове. Откуда-то сзади, из оставленного дома. Я ещё раз втягиваю ноздрями пряный воздух.
– Пусти, нас же увидят! – отстраняется Марина.
Я соображаю, что держу её в объятиях на улице, и с неохотой выпускаю из рук упругое тело. Тявкает рыжий песик, дрожащие лапки так и тянут его к дому. Хочется ещё раз рыкнуть, но уж слишком жалобно он выглядит.
Запах понемногу испаряется из ноздрей, волосы опускаются, но поднимается что-то другое, что касалось бедра Марины.
Я уже с трудом себя сдерживаю, когда мы молча проходим домой – сказывается долгое отсутствие женской ласки. Куриная голова! Во что мне поможет, так нужно её себе представить, или того разрубленного щенка. Я тут же усаживаюсь в кресло и закидываю одну ногу на другую.
– Значит так, Евгений! Шутки шутками, но если себе еще раз позволишь подобное распускание рук, то я тебе их сломаю, – спокойным и ровным тоном обращается ко мне хозяйка дома.
Это заявление окатывает ушатом холодной воды (именно то, чего мне сейчас так не хватало), и почему-то я ей верю. Может слишком убедительно она это говорит.
– Всё понял! Дурак! Раскаиваюсь!
– Ну-ну, посмотрим, – качает головой Марина. – Сейчас отдыхай, тебе нужно выспаться перед ночью. У нас запланированы полевые учения.
– Во как! Именно то, что нужно, ведь если я не попаду в институт, то как раз полевые учения меня и ожидают. Прости, а сейчас ты не могла бы отвернуться, а то мне не очень удобно вставать, ведь ты недавно ко мне бедром прижалась…
– Может тебе всё-таки сломать одну руку, самец озабоченный? Так, для профилактики, – поинтересовалась Марина.
– Да я-то чем виноват? Это физиология так отзывается! – возмущаюсь я. – Сама виновата, что родилась такой красивой.
– Вали давай, ловелас..
– Вот несправедливо получается, она бедрами прислоняется, а я страдай. И ведь всё мы, мужики, виноваты у них. То не так прижался, то голова болит.
– Чего ты там всё бурчишь? – спрашивает Марина, глядя сквозь занавески на веселый солнечный день.
– Ничего не бурчу! Спать иду, вот колыбельную себе напеваю.
– Ну-ну, пой птичка, пой. Пой, не умолкай.
– Злая она. Уйду я от неё, – жалуюсь я лежащему на кровати коту. – Вот научусь себя контролировать и тут же уйду. Вот тогда она поплачет. Вот тогда она повыдергивает себе косоньки, а уже поздно будет – улетит сокол ясный в дали неведомые.
– Ты с кем там, с домовым? – доносится из комнаты девичий смех.
– С котом, он единственный тут меня понимает. Ведь он такой же гуляка, как и я.
– Я его кастрировать собираюсь, если хочешь, то и тебя за компанию смогу. Тогда вы друг друга ещё лучше понимать станете.
Я смотрю в янтарные глаза будущего евнуха, он смотрит в мои, и мы оба горестно вздыхаем.
– Уйду я от неё, кот. Вот честно – уйду и тебя с собой заберу, потерпишь немного?
Кот согласно мяукает и трется о плечо лобастой башкой.
Неприятность
Дрема подкрадывается под тракторное гудение кота. До вечера ничего не происходит, я слышу сквозь сон тихие шаги Марины, стеклянное позвякивание и натужные жалобы пружин, когда она садится на диван.
Вроде бы и сон, и в тоже время дремота, когда всё воспринимаешь, но ничего делать не хочется и балансируешь на тонкой ниточке между сном и явью. Можешь сказать какую-нибудь шутку, но так лень и лишь сохраняешь это сладкое состояние, продлеваешь его и наслаждаешься. Мягкость по телу и истома в мышцах…
Звуки с улицы вторгаются в дремоту: то машинные моторы, то детские голоса, то мат проходящих мужчин. Кукареканье петухов, лай собак и томное мычание коров дополняют общую картину.
– Эй, Евгений, ну ты и спать! Ты, похоже, любитель трёх «ать», – звенит голос Марины.
– Что за «ать»? – я сразу открываю глаза, чувствую себя отдохнувшим и набравшимся сил.
– Жрать, спать и ср… Ну в общем ты понял.
– Я бы ещё про «трахать» упомянул, но боюсь, что руку сломаешь, – я распахиваю одеяло.
– Точно, сломаю руку. Поэтому – лучше не упоминай.
Притворно вздохнув,
