набег и их рассеял. Ну, а ежели случится вопреки предполагаемому, то благородному мужу лучше пасть со славою на поле брани».
Когда эти слова дошли до халифа, он [их] одобрил[110] и сказал везиру: «Слова Сулейман-шаха на измученное сердце действуют, как целительный пластырь. Согласно его прошению произведи подсчет войскам, дабы я обогатил их дирхемами и динарами, а Сулейман-шаху накажи, чтобы он сдержал свое слово». Везир понимал, что халиф не даст денег, но назло недругам тотчас же [об этом] не заявил и приказал ‛аризу, чтобы тот постепенно, мало-помалу делал смотр войскам, чтобы молва о большом скоплении рати при халифе дошла до ближних и дальних мест, до турок и тазиков, и они охладели бы к злому [своему] умыслу. Через пять месяцев ‛ариз объявил везиру, что собралось множество отрядов и громадная рать и что наступил час раздачи халифом денег. Везир доложил, а Муста‛сим уклонился отговоркою. Везир совсем отчаялся в его обещаниях, смирился с судьбою и стал терпеливо ожидать, что же судьба [теперь] извлечет из-за завесы.
В эту смутную пору, поскольку даватдар был плох с везиром, сволочь и городские подонки,[111] подчиняясь ему, распространяли среди жителей слух, что везир заодно с Хулагу[-ханом], желает его победы и низвержения халифа и в этом имеется подозрение. Халиф снова через посредство Бадр-ад-дина Дизбеги и казия Банданиджейна[112] отправил небольшое количество даров и возвестил: «Хотя-де государю и неведомо, однако пусть он справится у людей знающих, что до сих пор конец всякого государя, который покушался на род Аббасидов и обитель мира Багдад, был ужасен. Хотя-де на них покушались непреклонные государи и могущественные повелители, но основание этого державного здания оказалось чрезвычайно крепким и будет стоять незыблемо до дня воскресения из мертвых. В минувшие дни Я‛куб [сын] Лейса Саффари покушался на современного [ему] халифа и с многочисленным войском устремился на Багдад, но, не достигнув цели, отдал душу от болезни живота. Точно так же пошел в поход его брат Амр. Его захватил Исма‛ил ибн Ахмед Самани и связанного отправил в Багдад, чтобы халиф совершил с ним то, что было предопределено судьбою. Из Мисра в Багдад пришел с превеликим войском Бесасири, схватил халифа и держал в заключении в Хадисе. Два года в Багдаде он читал хутбу и чеканил монету именем Мустансира, бывшего в Мисре халифом исмаилитов. В конце концов [это] стало известно Тогрул-беку, сельджуку. С громадной ратью он двинулся из Хорасана на Бесасири, взял его в плен и казнил, а халифа освободил из заключения, доставил в Багдад и посадил халифом. Султан Мухаммед, сельджук, тоже покушался на Багдад, но, разбитый, повернул назад и на пути скончался. Мухаммед Хорезмшах, злоумышляя истребить наш род, повел превеликое войско, однако по приговору гнева божия был настигнут снежной бурей на горном перевале Асадабада и большая часть его войска погибла. Потерпев неудачу и понеся потери, он возвратился обратно и на острове Абескун претерпел от деда твоего Чингиз-хана то, что претерпел. Не будет добра государю от злых умыслов на род Аббасидов. Пусть он поразмыслит о сглазе вероломной судьбы». От этих слов гнев |A 199а, S 458| Хулагу-хана возрос. Он отпустил обратно послов и молвил:
Стихи
Ступай и построй город и крепостные стены из железа,
Воздвигни из стали башни и простенки,
Собери рать из дивов и пери,
А затем подходи ко мне, ненавистник.[113]
Коль ты на своде небесном, я низвергну тебя,
Против желания твоего ввергну тебя в пасть льва.
Рассказ о занятиях Хулагу-хана устройством и снаряжением войска для захвата Багдада и завоевания его округи
Когда [Хулагу-хан] отпустил обратно послов, он стал опасаться многочисленности багдадского войска и занялся устройством и снаряжением рати. Он хотел прежде завоевать округу Багдада, которая является высокими неприступными горами. [Хулагу-хан] отправил гонцов к Хусам-ад-дину Акка, бывшему со стороны халифа хакимом в Дертенге и его округе, таившему обиду на Муста‛сима по религиозным причинам,[114] и потребовал [явиться к нему]. Хусам-ад-дин без колебаний вверил Дертенг своему сыну эмиру Са‛ду и тотчас же явился на служение. Хулагу-хан оказал ему большое благоволение и милость и удостоил разрешением вернуться обратно. [Хулагу-хан] пожаловал ему Диз-и Зар[115], Диз-и Мардж[116] и несколько других крепостей. Он возвратился назад и в каждую крепость отправил [отдельное] войско, и все они [обитатели крепостей] покорились и подчинились и крепости ему сдали. Когда давнишние его чаяния исполнились и вокруг него собрались войны Сулеман-шаха, он вознесся сердцем, возгордился и отправил посла к ирбильскому хакиму Ибн Салайя Аляви, чтобы тот примирил его с великий диваном. Он сказал: «Я-де взвесил Хулагу-хана на весах сметливости и прозорливости. Хотя он сразу и жестокость и угроза, однако у меня веса и ценности не имеет. Ежели халиф окажет мне ласку и ободрит и пришлет конное войско, то я тоже наберу тысяч сто разрозненных пеших курдов и туркмен, прегражу Хулагу-хану дороги и не допущу, чтобы хоть одна тварь из его рати вступила в Багдадскую область». Ибн Салайя известил об этом обстоятельстве везира. Тот доложил халифу, [но] большого внимания уделено [этому] не было.
Эти слова, передаваясь из уст в уста, дошли до слуха Хулагу-хана. С большой силою вспыхнул огонь [его] ярости, он отправил Китбука-нойона с тридцатью тысячами всадников, чтобы отразить их. Когда Китбука-нойон подошел близко, он вызвал [к себе] Хусам-ад-дина: «Поход-де на Багдад решен твердо и есть нужда в твоем совете». Хусам-ад-дин явился без раздумья и промедления. Китбука взял его под стражу и сказал: «Ежели хочешь спастись и быть постоянно хакимом этих крепостей, то выведи всех из крепостей: своих жен, детей, приверженцев и войска, дабы я их пересчитал и наложил на них налог[117] и копчур. Хусам-ад-дин не нашелся, как помочь себе, и всех представил. Китбука сказал: «Ежели ты не кривишь душою с государем, то, чтобы это стало ясным, прикажи срыть все крепости». Он [Хусам-ад-дин] догадался, что его пустые слова дошли до них, и, готовый на все, послал, чтобы все крепости разрушили. Затем его со всеми подчиненными убили, за исключением жителей одной крепости, где находился его сын эмир Са‛д. Его вызвали с угрозой и предупреждением, а он не послушался и сказал: «Ваши-де обязательства и договоры нечестны, нет у меня доверия». Долго он дерзко кружил в тех горах и в конце концов ушел в Багдад, был обласкан великим
