любезны разбудить лейтенанта Игернгласса. Хотелось бы перекинуться с ним парой слов.
Винтер
Череда сумбурных видений жаркого сна. Тесно прильнувшее тело — разгоряченное, нежное; тонкие пальцы, сладостно скользящие по коже. Касание губ — вначале осторожное, затем все более настойчивое и жадное. Дыхание обжигает шею, руки путаются в волне темно–рыжих волос, слипшихся в поту любострастия. Взгляд зеленых глаз пронзает, точно лезвие кинжала…
«Джейн!» Винтер застонала, просыпаясь, и разлепила веки. Было душно, пахло пылью, плотно задернутые тяжелые занавеси на окнах преграждали путь дневному свету, отчего в комнате царил причудливый полумрак. Кровать, где она лежала, была громадная и до непристойности мягкая, и вдобавок ее со всех сторон уютным гнездом окружали шелковые подушки. Та, на которой покоилась ее голова, отсырела от пота.
Впрочем, с того самого страшного дня в десолтайском храме кошмары, снившиеся ей годами, сменились другими. В новых снах Винтер вначале лишь смутно чудилось: она заточена, заперта во тьме, а издалека монотонно, ни на миг не прерываясь, бормочут невнятные голоса. По пути из Хандара голоса эти с каждым разом становились все явственней, и наконец в их речитативе стали различимы отдельные слова. Непостижимым образом она знала, что видения подымаются из самых недр ее существа, где сытым хищником, дремотно переваривающим добычу, залег дух, Янусом названный Инфернивором.
Сны о Джейн становились почти облегчением, старой болью, к какой душа уже притерпелась. Джейн, которую Винтер любила и которую бросила на произвол ужасной судьбы. Память, от которой она бежала за тысячу миль, за море.
«А теперь я вернулась». Под другим именем, в ином обличье, но все же…
Стук в дверь прозвучал как спасение. Винтер попыталась сесть, но необъятная пуховая перина без труда свела попытки на нет и завалила ее набок. Перекатываясь, проваливаясь в облако пуха, кое–как она добралась до края кровати. Стук повторился.
— Лейтенант Игернгласс!
Это был голос капитана Д’Ивуара. Пыхтя, Винтер съехала с перины, пинками избавилась от простыни, опутавшей ноги, и соскочила на пол.
— Я не сплю! — отозвалась она. — Минутку!
В углу комнаты стояло зеркало во весь рост — удобство, которое почти не встречалось в Хандаре. Винтер привычно осмотрелась, проверяя, в порядке ли мужская личина. Янус знает, что она женщина, а вот капитану Д’Ивуару это неизвестно, да к тому же в доме есть еще слуги и охрана. Что ж, лейтенантский мундир в порядке, лишь пара пуговиц расстегнулась — видимо, когда ворочалась во сне. Судя ио всему, едва успев стащить с себя сапоги, она тут же провалилась в сон.
Она застегнула пуговицы, поправила воротничок, поддернула обшлага и, решив, что выглядит приемлемо, направилась к двери. Здесь на дверях имелись засовы — еще одна мелочь, к которой предстоит привыкнуть. Хандараи по большей части обходились занавесками.
Капитан Д’Ивуар ждал в коридоре. Под его глазами темнели круги, и Винтер мысленно порадовалась, что полковник дал ей отоспаться. Д’Ивуар, судя по виду, был готов рухнуть и заснуть, где стоял.
— Он вас ждет, — бросил капитан. Уточнять, кто «он», нужды не было. — Внизу, в гостиной.
— Есть, сэр.
— Если я ему понадоблюсь, ищите меня… — он ткнул пальцем в сторону других спален, — где–то здесь.
— Есть, сэр.
Капитан, пошатываясь, удалился. Винтер вышла в коридор, захлопнула за собой дверь и с любопытством огляделась по сторонам. По прибытии она была так измотана, что едва обратила внимание на дом, где их разместили. Сейчас, спускаясь по лестнице, она дивилась его внушительной пышности. Дом был огромен, с чрезвычайно высокими потолками и широкими коридорами, и всюду, где стены не были заняты громадными картинами, красовались забранные стеклом светильники; в них даже сейчас, в разгар дня, жарко пылали свечи. Картины, сплошь в золоченых, с причудливой резьбой рамах, в основном представляли собой мрачные размашистые пейзажи; изредка их разбавляли морские сцены. Ковер, по которому ступала Винтер, был пышнее и мягче ее армейского тюфяка.
Подобную роскошь ей доводилось видеть лишь во дворце в Эш–Катарионе, да и тот был частично сожжен и полностью разграблен еще до ее появления. Приют, где выросла Винтер, — «Тюрьма миссис Уилмор для девиц», как его называли обитатели, — в прошлом служил загородным особняком аристократа, однако все следы былой роскоши изгнали из его стен десятилетия настойчивых усилий миссис Уилмор. От непринужденного великолепия, которое окружало Винтер сейчас, захватывало дух.
С трудом верилось, что они и впрямь в Онлее. Королевский дворец и его окрестности всегда представлялись Винтер неким полумифическим местом — как небеса в верованиях хандараев, заоблачный край, где якобы обитают боги. Рассказы о короле и других жителях Онлея звучали не менее фантастично, чем те языческие россказни. Она и сейчас–то едва свыкалась с мыслью, что это место существует на самом деле и сюда можно вот так запросто прикатить в наемном экипаже.
Гостиной оказалась просторная комната на нижнем этаже дома, судя по виду, не имевшая никакого особого предназначения: пара книжных полок, камин, несколько кресел, диванчик и два–три вычурных столика. Янус сидел в одном из кресел, вытянув ноги на оттоманку, и просматривал пухлую пачку бумаг. Когда Винтер вошла, он поднял взгляд.
— А, лейтенант, — сказал он. — Надеюсь, хорошо отдохнули?
— Превосходно, сэр. После нескольких недель морского плавания и нескольких дней тряски в экипаже одна возможность лежать и не двигаться была сама по себе невероятной роскошью. — Капитан Д’Ивуар просил передать вам, что отправился спать.
— Оно и к лучшему. Сегодня все выбились из сил.
Глядя на самого Януса, трудно было заподозрить, что эти слова относятся и к нему.
— Присаживайтесь.
Винтер с некоторой неловкостью устроилась в кресле напротив, и Огюстен, бесшумно ступая, принес чай.
— Полагаю, — продолжал Янус, — стоит начать с того же, что капитану я уже сообщил. Здесь, в Онлее, все стены имеют уши, и это отнюдь не художественное преувеличение. Всегда — подчеркиваю, всегда — исходите из предположения, что вас подслушивают. Я доставил сюда несколько своих людей из графства Миеран, тех, кому доверяю, — и в данную минуту этот дом можно, с некоторыми оговорками, считать защищенным от чужих ушей. Так что свободно высказывайтесь обо всем, что касается нашего дела.
Янус намеренно выделил последние слова, впившись в Винтер многозначительным взглядом серых глаз. Она поняла намек с полуслова. «Тех, кому доверяю», вот как? Одно дело — полагаться на кого–то и знать, что он тебя не предаст, и совсем другое — доверить кому–либо тайну Тысячи Имен… а также участие Винтер во всей этой
