К тому моменту, как она доковыляла до тетушки, Азак уже спешился на некотором расстоянии позади процессии, а Кэйд рассыпалась в извинениях. Оказалось, что старушка уронила молитвенник, только и всего.
Если тетя могла читать во время езды, значит, дела ее обстояли не так уж худо.
– Но все же нам нужно сделать привал, – сказала Инос.
И Азак согласился, когда вернулся с потерянной книжкой. Он привел своего мула. Мул его хоть и был крупнее других, но рядом с Азаком при дневном свете казался просто большой собакой, которую хозяин прогуливает на поводке.
Голубое небо, жаркое солнце, а внизу от крошева скал под ногами до теряющейся в мареве линии горизонта раскинулась пустыня. Инос вдруг показалось, будто она птица. Дух захватывало от этого простора. Инос искрилась восторгом – с высоты глядеть на распростертую под ногами ширь.
Где-то внизу в нагромождении скал спрятался оазис Высоких Журавлей, скопище бандитов, пристанище злого волшебника. Местные наверняка знали эту дорогу и пустятся в погоню, как только переловят свой разбежавшийся скот. Но до сих пор колдун не принял никаких ответных мер. Он не призывал беглецов. Должно быть, потерял их, а может, они уже вышли за пределы его силы.
Но отдых, горячий чай, еда…
– Какой из Богов? – вежливо переспросил Азак, листая молитвенник. – Путешественников?
– Смирения, – сказала Кэйд.
Он уверенно, без заминки перелистнул страницы и нашел нужное место, но когда передавал книгу обратно, медно-красная бровь его поползла наверх:
– Сударыня, почему вы решили призвать Их?
Обычно Кэйд отвечала на вопросы Азака подробно и основательно, как это и полагалось женщинам Зарка. Но сейчас она только бросила на него насмешливый взгляд, надменный и по-королевски гордый. Верхом на муле старушка доставала ему до лба, что, без сомнения, сыграло свою роль. А может быть, ей просто расхотелось играть роль «госпожи Фаттас». Так или иначе в ее голубых глазах-льдинках не отразилось ничего, когда она ответила:
– Потому что я уверена, что мы совершили ужасную ошибку, ваше величество. Азак вспыхнул.
– Убежден, что вы ошибаетесь.
– Надеюсь, что да. Я молилась о том, чтобы дожить до того времени, когда я смогу принести вам свои извинения.
В глазах Азака вспыхнула ярость. Он повернул мула, с силой натянув поводья.
6
Кто-то похлопал Рэпа по щекам, чтобы привести его в чувство.
Связанный, он лежал под скамьей на каком-то угловатом тюке. Ног он не чувствовал, а руки казались какими-то чужеродными комками, шевелящимися под спиной. День и ночь слились воедино, как будто он уже не одну неделю лежал ненужным багажом на борту «Кровавой волны». Даже в тайге ему не было так холодно. Голова его гудела от ударов, обрушившихся на него, когда двое несчастных поднялись на борт. Он-то вовремя заметил засаду и успел подготовиться. В отличие от Гатмора. Тот до сих пор лежал рядом с Рэпом безжизненным свертком.
Шторм завывал не стихая. Калкор с наглой беспечностью поставил средний парус, и «Кровавую волну» носило по волнам как перышко. Она заваливалась то на нос, то на корму, то на один борт, то на другой. Корабль скрипел и стонал под ударами волн, но корабли-орки столь же несокрушимы, как и сами разбойники-джотунны. Даже в темноте Рэпу видны были огромные валы: зелеными горами вздымались они выше мачты. И становились все громаднее.
– Воды, – прохрипел он.
Единственная влага, которой приходилось ему довольствоваться, был дождь и соленые брызги. Он увидел склонившегося над ним волосатого гиганта.
– Что, придурок, плохо тебе? – Голос этот, похожий на низкое ворчание, показался знакомым. Он родился из ночных кошмаров.
– Воды!
Дарад врезал ему кулаком в правый глаз. Рэпу, замерзшему и окоченевшему, боль показалась неожиданно резкой. На мгновение она затмила все, убийственная, невыносимо тошнотворная. В глазах закружились зеленые пятна.
Когда сознание немного прояснилось, джотунн ухмылялся своей волчьей пастью. Здоровенные клыки подчеркивали отсутствие передних зубов, и верхних, и нижних.
– Андор ведь говорил, что достанет тебя хоть из-под земли. Ну вот, мы тебя и достали. Я достал!
– Дружок он твой, что ли? – прохрипел Рэп. – Этот Калкор?
Дарад кивнул и осклабился. Отвратительный, как тролль, и почти такой же огромный. С любым другим из пятерых можно было бы поспорить, но Дарад был непробиваемо туп.
– Он хотел сделать мне приятное!
– Как ты сошелся с ним?
– Удача, кретин. Просто удача. Фавн, теперь ты мой. Подарочек от Калкора. Теперь ты выложишь мне свое слово.
– Я не знаю…
Удар обрушился на другой глаз. О Боги! Еще больнее.
– А Тинал думает, что знаешь. Мне этого достаточно. – Дарад толстым пальцем почесал свои гоблинские татуировки. – Ты заговоришь у меня.
Рэп узнал Дарада среди налетчиков. Именно из-за этого он, как маньяк, бросился обличать Калкора – он-то знал, что именно нужно этим разбойникам в Дартинге. Отчасти подобное безрассудство объяснялось остатками его собственной ярости. Если бы не это, он бы, конечно, убежал, и, наверное, мог бы спастись (если не стал бы задерживаться, помогая женщинам и детям). Еще немного, и он избил бы Оги; зато теперь Рэп получил сполна за то, что потерял контроль над собой.
И за то, что повел себя так глупо! Он ведь знал, что Дарад всегда был опасен, но надеялся, что сможет затеряться в Дартинге под прикрытием нескольких сотен джотуннов. Если бы он пораскинул мозгами, предоставленными ему при рождении специально для этой цели, то сообразил бы, что кое-кто из этих джотуннов мог быть завербован Дарадом. Так что именно Рэп навлек на Дартинг смертоносный налет северного тана, а за такое зло никакое наказание не было бы слишком жестоким.
Жалобы и мольбы тут вряд ли помогут, а раскрыть свое слово – значит потерпеть полное и окончательное поражение. К этому Рэп не был готов. Пока не был.
Поэтому он дал Дараду чрезвычайно неприличный совет, выученный в свое время у Гатмора. Результатом был град ударов и моментальная потеря сознания. Это было большим облегчением.
Перо скрипит, поток неумолим
Бегущих слов; и не прикажут им
Вернуться вспять ни разум твой, ни стыд,
И всем слезам ни одного не смыть.
Фицджеральд. Рубай Омара Хайама (71, 1879)
Часть третья Где ты, милая, блуждаешь?
1
– Кивни, если не спишь. – Шепот прозвучал прямо в ухе.
