а от тухлой рыбы и вовсе воротила нос, брезгуя. Детишки, что живы остались благодаря той соли, уже подрастать начали, и свадьбы играть, угрожая через три поколения превратить безбрежную лесную чащобу в гигантское пшеничное поле.
Княгиня родила дочь, а князь, собрав всех ведуний и повитух, под угрозой самой лютой кары повелел им перед тем, как ребенка принимать, обмывать руки той вонючей дрянью, которой после перегонки через уголь и настаивания на травах в государевых кабаках торговали. Тетки плевались поначалу, но ослушаться не посмели. Князя тут почитали колдуном, и на такое смелости ни у кого не хватало. А уж когда бабы почти перестали от родильной горячки помирать, так и вовсе отпали все сомнения. Раз князь сказал той вонючей водой руки мыть, значит, будут мыть. Знать, так ему боги велели. Вот сама богиня Мокошь и велела. Лично! Она в виде каменной девы теперь на капище стоит, и к ней на поклонение со всех словенских земель пошли, умножая и без того немалые доходы новгородских купцов. То одна баба понесла, когда той каменной деве помолилась, то другая легких родов попросила, и получила то, что хотела… Слухи один другого забористей понеслись по землям словен и германцев, породив для князя немалую головную боль. Ведь он решил понемногу христианство внедрять, раз уж у него целый епископ есть, а тут такая неожиданность! Если превратить Новгород в оплот язычества, то потом эту проблему пару столетий разгребать придется. И скорее всего, кровушка польется ручьем. А тут еще из Галлии привезли мраморную статую Исиды с младенцем Гором, которую объявили Девой Марией с Иисусом, а епископ Григорий уверил, что никто ни о чем и не догадается. Ведь отцы церкви вовсю заимствовали старинные праздники и обычаи, превратив египетскую Исиду в Деву Марию, день рождения бога Митры в Рождество, скотьего бога Велеса в святого Власия, а Перуна в Илью-пророка. Учитывая разброд и шатание, что были в то время в христианской церкви, всё это не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Ведь даже ислам, что со скоростью пожара несся по пескам Востока, не слишком сильно удивлял оригинальностью своих идей раздираемое религиозными противоречиями христианское сообщество. Ведь в нем были течения, которые отклонялись куда сильнее от никейских установлений, чем новомодные верования арабов.
Каменщики, которые все, как один, были христианами, в рекордные сроки сложили небольшую церковь в периметре нового города, бросив почти законченную кладку крепостных стен. Это для них оказалось куда более важным, как и для других горожан, каждый из которых считал своим долгом принести камень, замесить раствор, или просто угостить хлебом тех, кто там трудился. Простое каменное здание не поражало архитектурными изысками. Обычный прямоугольник с двухскатной крышей, на которой был установлен крест. Не могло себе позволить молодое княжество тратить много, да и епископ Григорий считал, что Бог — он в сердце должен быть, а не в мертвых камнях церковных стен.
И, видимо, господь помог своей пастве, видя ее нешуточное рвение. Его величество Хлотарь, найдя теплые угли на месте цветущего Руана, заглянуть в гости так и не сподобился. Пока он собрал ополчение, пока дошел до разоренного города, его войско начало бунтовать. Ведь уже пора было убирать урожай, иначе зимой все они перемрут с голоду. Ему нужно будет выйти следующей весной, сразу же после «Мартовского поля», двинув войско в поход прямо с военного смотра. Но тут случилась незадача. Услужливые купцы, приехавшие из северных земель, принесли весть, что следующей целью разбойников-данов будет город Бордо. Город этот находился в стороне, строго противоположной той, где жил ненавистный князь вендов. А это значило, что никуда его величество Хлотарь не пойдет. У него, на радость новгородским горожанам, будет множество хлопот в своих собственных землях.
А в княжьем тереме шло производственное совещание. Щуплый застенчивый парень с орлиным носом смотрел на знать Норика и слегка робел. Его звали Никифор, и он резал штемпели на монетном дворе столицы. До недавнего времени резал… В Норик он прибыл совсем недавно, и окружающее удивляло его, и даже немного пугало, до того все было непривычно. Вроде и не обижал пока никто, да только ничего хорошего он от начальства никогда не видел. А сейчас, когда его, словно скотину бессловесную, или раба какого-то, запихнули на корабль и отправили в неведомые земли, и подавно. В княжеской горнице, помимо его светлости, сидел глава Денежного Приказа Збыслав, глава Земского Приказа Лют и Николай, римлянин из Лугдунума, который недавно возглавил приказ Ремесленный. Собственно, и приказ этот совсем недавно возник, когда большой боярин Лют с ног валиться начал, разбирая дрязги ткачей, кузнецов, колесников, бондарей, кожевников, и прочих мастеров, несть им числа. Молодой мужчина с бритым подбородком и длинными усами, сидевший во главе стола, протянул Никифору золотую монету. Монета была непривычно большой и красивой до того, что парень даже глаза зажмурил.
— Сможешь так сделать? — спросил его князь.
— Что это? — от удивления Никифор ответил вопросом на вопрос, и вжал голову в плечи, испугавшись собственной смелости.
— Римский ауреус[14], — ничуть не обиделся владыка здешних земель. — На ней изображен император Луций Вер. Он правил лет четыреста назад.
— Господи Иисусе, красота ведь какая! — восхищенно выдохнул мастер, а потом грустно вздохнул. — Никто на свете такого сделать больше не сможет. Да и святые отцы не одобрят, грех это! Вон, демон нечестивый на обороте.
— Я епископа Григория попрошу, — сдерживая смех, сказал князь, — он благословит.
— Все равно не смогу, — потерянно сказал мастер. — Не дал господь мне такого таланта.
— Понял, — поморщился князь. — Ладно, можешь идти. Боярин Збыслав тебе даст все, что для работы нужно. Зайдешь завтра, рисунок штемпеля обсудим.
Мастер попятился из горницы, непрерывно кланяясь, а бояре удивленно смотрели на князя. На их лицах читался один и тот же вопрос: А что за нужда у нас в таких мастерах? Или мы внезапно богаты стали?
Самослав, вздохнув, выложил на стол металлический брусок, который своим тусклым сероватым цветом притянул к себе все взгляды. Губы Николая зашептали молитву, а Збых и вовсе неприлично раскрыл рот.
— Это то, что я думаю, государь? — боярин Збыслав дал петуха, сразу став похож на взъерошенного мальчишку.
— Оно самое, — кивнул Само, — серебро из наших гор. Первый слиток гонец привез. Горан уже там, охрану проверяет.
— Святой Мартин, помоги мне! — белыми губами прошептал Николай. — Да ведь его величество Хлотарь сюда со всей силой придет, если узнает. И каган аварский тоже, и даже король лангобардов Аделоальд тут же снова в
