ловкой и благоразумной девицы»[157].
Таким образом, какие бы чувства молодые люди и их родители ни испытывали друг к другу, общение их не должно было выходить за рамки приличий, и четкое соблюдение правил этикета спасало честь сторон в случае отказа либо удерживало молодых от излишних вольностей в случае согласия.
* * *
Герой произведения XIX века «Богатая невеста», подписанного псевдонимом Надежда В., жалуется на типичное для молодого человека положение при появлении в свете: «С тех пор, как я вступил на поприще гражданской службы и вошел в сношения с людьми, у всех моих знакомых была обо мне постоянная забота – женить меня. Входил ли я в изящную гостиную, наполненную прелестными, стройными девицами, наверно которая-нибудь из почтенных дам заводила со мной разговор о „скуке жизни холостой“… Приезжал ли обедать в семейный дом запросто, приветливая хозяйка непременно обещала сосватать мне невесту; дачи моих приятелей превратились в огромные западни, где непременно сидела для приманки какая-нибудь невеста. То же было на водах, то же за границей»[158].
Любопытна сцена в воспоминаниях М. П. Загряжского, где он «просит» руки А. И. Иевлевой. Молодого человека ловко вынудили жениться: «К[нягиня]: – Да скажи, пожалуй, хочешь жениться или нет? Я: – Вы столько милостивы ко мне. Должен говорить откровенно. Это предприятие для меня крайне тяжело. Ежели не по моему тихому характеру, то за что же самому себя сделать несчастным? К[нягиня]: – Пустое. Я тебе за нее ручаюсь. Она умна, имеет свое, тебя любит. Вы будете счастливы. До других в семействе тебе дела нет. <…> Ну так приезжай. Кроме ее и тебя никого не будет»[159].
Как правило, молодые люди сначала спрашивали разрешения на брак у своих родителей. Андрей Иванович Дельвиг так торопился жениться, что пренебрег этим (ссылаясь на то, что мать однажды обмолвилась, будто одобряет его выбор). Мать, узнав о помолвке, очень расстроилась и заболела. Однако сын вымолил у нее прощение; тогда мать отослала подарок невесте (легкую золотую цепочку) и дала денег на расходы[160].
В сознании мужчин XIX века женитьба прежде всего была переходом на новый социальный уровень. При выборе невесты первостепенное значение имели размер приданого и родственные связи, поскольку по протекции ее отца или другого старшего родственника можно было продвинуться по службе. Порой юноши потому еще не спешили связывать себя узами брака, что не всегда были в состоянии содержать семью. Требования родителей невесты, сознание собственной возможности – или отсутствия таковой – к несению материальных расходов стимулировали молодых людей подыскивать себе пригодную службу (рассчитывать на наследство приходилось далеко не всем). Так, М. Д. Воеводский пишет своей матери Марии Федоровне: «Если б мы были богаты, я бы право кажется приехал к вам с невестой, молоденькой, хорошенькой, с голубыми глазами, с черными как смоль волосами, но как кроме (неразборчиво) дачи у меня ничего не имеется, да и у вас тоже ничего кроме вашего пансиона, то, замолчав о той, которая так приглянулась мне, я стану лучше рассказывать вам о моем путешествии»[161]. А. С. Пушкин, собираясь жениться, пишет своему другу Н. И. Кривцову, что «хладнокровно взвесил все выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого». «К тому же, – продолжает поэт, – я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущее является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня, они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью»[162].
Если дворянки считались невестами уже после 17 лет, то дворяне, как правило, женились в возрасте около 30 лет – к этому времени мужчина уже достигал некоторых высот по службе, у него накапливался жизненный опыт, к тому же он осознавал необходимость жениться, чтобы упрочить свое положение в свете и оставить потомство. «В нашем обществе требуется, чтоб человек упрочил средства существования прежде, нежели он обзаведется семейством», – так говорилось в одном их пособий по правилам поведения дворян[163]. А. Ф. Вельтман сетовал: «Теперь ни девушки между собой, ни в разговоре о девушках, не говорят уже о внутреннем приданом: о богатстве и чистоте души, о достоинстве свойств и о чистоте сердца, даже не говорят и не спрашивают вообще о здоровье существа мыслящего, о замужестве; но спрашивают только, как велико приданое, и по количеству денег выводят расчет о выгодах замужества»[164].
Плуты и карьеристы нередко старались воспользоваться желанием родителей поскорее выдать дочь замуж. В 1845 году появился водевиль Д. Самойлова[165], в котором женатый мужчина, скрыв свое семейное положение, делает предложение девушке, просит ее руки у ее отца и, получив согласие, одалживает у него крупную сумму денег без расписок, для чего, собственно, он изначально и приезжал.
* * *
Если чин и достаток потенциального жениха не удовлетворяли требованиям родителей, а его постоянные появления отпугивали более завидных женихов, молодому человеку могли отказать в доме. Так, в рассказе Н. А. Полевого «Дурочка» бедному юноше заявили: «…вы позволяете себе слишком короткое обращение с моею племянницею Паулиною, и мы просим вас вспомнить, что таким обращением вы можете повредить нашим семейным распоряжениям. Вы должны были заметить, что она почти невеста (Прасковья Ивановна наименовала гусара), и мы просим вас оставить мою племянницу в покое»[166].
Если же сама невеста отказывалась от брака[167] или родители спустя какое-то время находили эту партию неподходящей, отказ делался в ритуальной форме: претендента благодарили за честь, но говорили, что дочь еще не думает о браке, слишком молода или же, например, намеревается поехать в Италию, чтобы совершенствоваться в пении. Впрочем, эту ситуацию можно было «повернуть вспять». В начале 1815 года Алексей Михайлович Милютин просил руки Елизаветы Дмитриевны Киселевой, но получил отказ, так как родители считали партию неравной. Тогда девушка принялась писать братьям, Сергей Дмитриевич приехал из Петербурга к ним в Москву и уладил дело. Да и сами родители, увидев, как расстроилась и даже заболела от переживаний их дочь, поспешили согласиться на этот брак[168].
* * *
Интересны примеры свадеб, произошедших из благородных побуждений: Иван Петрович Мартос был вдов, имел дочек и сироту-воспитанницу, которую, бывало, обижали его дочери. Узнав, что одна из дочек дала ей пощечину и Дунечка разобиделась и хотела уйти от них в услужение, хозяин дома надел вицмундир, все ордена и сделал воспитаннице официальное предложение: «Милостивая государыня, Авдотья Афанасьевна, имею честь просить вашей руки». Дочки злились на отца, но относились к мачехе с почтением, а та
