с «Большой земли». Понимая, что это военная тайна, они не задавали «Тополю» вопросов. Ваня стал их руководителем по совершению диверсий на железной дороге.
Группа разрасталась. Все сложнее становилось руководить ею. Она уже насчитывала семь комсомольцев. Через Гриценко Мариана обучала ребят правилам конспирации, приемам диверсионной работы. Гриценко стал ее правой рукой. Теперь у разведчицы было много друзей, но знали ее по-прежнему только двое.
Главной задачей для Марианы оставалась разведка. Но увидев, что есть возможность заняться и диверсией, разведчица запросила по радио у командования разрешения заниматься активной подрывной работой и попросила сбросить тол, взрывчатку и все необходимое для этой цели. В ответ из центра последовал категорический запрет. Ей напомнили, что она послана на выполнение специальных заданий и не вправе подвергать себя дополнительному риску. Разведчица обязана строго соблюдать конспирацию и ни в коем случае не демаскировать себя.
Получив такой ответ, Мариана решила перестроить работу всей группы. Посоветовавшись с «Тополем», она начала втягивать комсомольцев в разведывательную работу, давала им вначале небольшие поручения. Это делалось в большой тайне от самих ребят, ибо ни Мариана, ни Иван не могли заранее точно узнать, как те отнесутся к новым поручениям.
Комсомольцы были довольны. Они понимали, что не пропустить несколько эшелонов к фронту — значит оказать услугу красноармейцам. Вместе с тем, каждый из них стремился делать больше для Родины, но каким образом? Можно было идти в партизаны — на Украине действовало много отрядов. Но тогда ослабнет наблюдение за движением по железной дороге. Немногословный обычно Василий Лыхварь разразился вдруг целой речью, когда Виктор Мырза предложил двинуться в лес.
— Уйти мы можем в любое время. Поднялись, и айда к батьке Ковпаку. Но помощь ли это будет партизанам? Я считаю — нет. Вот вчера Саша с Михаилом пустили к чертовой бабушке состав с цистернами. А это значит, что тысячи немецких машин остались без горючего.
— Убедил, убедил, профессор, — согласился Мырза, закрывая свой единственный глаз. Второй был закрыт черной повязкой. Виктор получил это ранение на второй же день войны. «Профессором» называли Василия еще в школе. Особенно пристрастился он к физике и математике. Бывало, за полночь просиживает над опытами. Зато на второй день отвечает так, что старый учитель сдвинет, бывало, очки на лоб и смотрит с удивлением:
— Вы, молодой человек, непременно профессором будете. Светлая голова у вас.
А теперь это имя стало кличкой молодого подпольщика, специалиста по подрывным делам.
Обо всем этом рассказал однажды «Тополь» Мариане при очередной встрече.
— А как он на язык? — спросила Мариана.
— Парень выдержанный. Этот не сболтнет, хоть режь его.
— А что, если с него начать? Дать ему поручения разведывательного характера?
— Думаю, можно.
Василий вначале обрадовался новому поручению, взялся горячо за дело. Но через несколько дней неожиданно заявил:
— Знаешь что, Иван? Думал я думал, да так и не нашел ответа. Решил у тебя узнать. — Он помолчал, пристально глядя в глаза Гриценко. — Зачем тебе эти сведения?
— Какие сведения? — удивился «Тополь».
— Да вот те, что ты просил меня узнать — о пропускной способности вокзала? Взорвать эшелон, развинчивать гайки — это я понимаю. А такие сведения зачем понадобились тебе? Ведь они явно стратегического характера. А связи настоящей-то с нашими ведь нет.
Холодный взгляд Василия подозрительно скользнул по полицейскому мундиру Ивана.
«Не доверяет, — догадался Иван. — В самом деле, мозговит, как настоящий профессор».
— Ладно, Василий. Позднее узнаешь. Только ты мне все-таки верь. Я, Василий, коммунист. Больше пока ничего не скажу тебе…
Иван протянул на прощанье руку и ощутил крепкое пожатие Василия. А в субботу вечером Иван пришел в церковь в надежде встретиться здесь с Марианой, как условились.
Девушка, повязанная белым с бахромой платком (что означало: все спокойно), стояла около клироса, откуда хорошо видна была вся церковь.
Ваня заметил ее, как только переступил порог. Сняв фуражку, он пробрался ближе к Мариане. На минуту они встретились глазами.
В середине службы Ваня вдруг заметил Василия. Он в упор смотрел на него. «К Мариане подходить нельзя», — решил сразу Иван и стал протискиваться к Василию, осторожно расталкивая усердно молившихся старушек.
В церкви было душно, угар от горящих свечей насыщал и без того спертый воздух едким дымом. Ребятам такая обстановка была непривычна. Но церковь являлась самым удобным местом для встреч.
Василий подошел к Ивану и незаметно сунул руку к нему в карман. Иван посмотрел на него и тихо сказал:
— Понял.
Мариана вышла из церкви, так и не поговорив с Иваном. Но она заметила все и догадалась, что этот парень с прямыми волосами, зачесанными назад, с большим открытым лбом и есть возможно сам «профессор», что он из группы, это было для нее ясно.
«Зачем он приходил? Не случилось ли чего? Может с предупреждением каким, — ломала голову Мариана. — Только вряд ли. Иван дал бы понять…»
— Видела «профессора»? — спросил Иван, явившись вечером на встречу. — Вот это принес.
Мариана прочла: «Суточная пропускная способность вокзала на Кременчуг пятнадцать эшелонов, на Харьков — двадцать».
С этого дня Василий Лыхварь стал одним из активных агентов. Он со знанием дела давал самые точные донесения.
Постепенно Мариана при помощи Гриценко и «профессора» расширяла сеть своих агентов. К ней стекались сведения из пяти надежных источников. Но по-прежнему «Тополь» чувствовал, что все же где-то в глубине души у хлопцев таится недоверие к нему.
А однажды Иван уже явно заметил резкую перемену в поведении членов группы. В его присутствии они сразу меняли тему разговора, кое-кто начинал похваливать немцев, выражая раскаянье в прошлой деятельности. Иван чувствовал, что все это не настоящее, что эти разговоры неискренни и ведутся для отвода глаз.
«Что могло так их насторожить», — ломал он голову. «Тополь» и не подозревал, что поводом к этому послужил такой случай. Однажды Гриценко сопровождал гестаповцев по хатам. Немец разыскивал девушек для очередной отправки в Германию. Как раз в это время слесарь Степан Грибенко возвращался с работы. Увидев Гриценко в такой компании, Степан ахнул:
— Эге, братцы! Вот значит, с какой важной птицей якшается наш командир. Ну погоди же ты, шкура продажная…
На второй день ребята собрались, чтобы обсудить, что делать.
— А что, может продать, как пить дать, — говорил кочегар Гавруша Стецко, ероша свой жесткий чуб. — Раз с гитлеровцами разгуливает, хорошего ожидать от него не приходится.
— Не будем спешить с выводами, — охладил пыл ребят «профессор». Он любил действовать по пословице «семь раз отмерь — один раз отрежь».
— Ну нет, профессор. Пока мы будем мерить, как ты говоришь, семь раз,
