на новый вокзал посмотреть на отправление первого поезда. Эван рассеянно поддакивал, не забывая подливать в стакан дрянненький бренди.
Ночью Эван долго пытался уснуть, ворочаясь на продавленном диване. В комнате было душно. С пыльных портретов хмуро таращились предки четы Уиллигов, где-то в бесприютной темени на просторах пустоши тоскливо выла собака.
Мод и Уиллиг шептались о чём-то за тонкой стенкой. Потом заскрипели пружинами кровати. Клопы им, что ли, покоя не дают, — раздражённо подумал было Эван — и покраснел. Господи, стыдно-то как!
Он кашлянул, давая понять, что не спит. Кашлянул громче. Какое там.
Эван торопливо сунул ноги в разношенные штиблеты, сорвал с гвоздя пальто. Оставаться здесь, через стенку от чужой радости, было просто невыносимо.
Снаружи было холодно. И хорошо. На небе сверкали звёзды, каких не увидишь в городе — яркие и неправдоподобно крупные. Хрустела под ногами присыпанная инеем трава, сухие стебли вереска цеплялись за одежду.
Нет, если уж хоронить себя в этой глуши, то надо быть последовательным. Не портить людям настроение своей унылой рожей, а вселиться в мёртвый брошенный дом.
За невысокой оградой виднелся запущенный, разросшийся сад. Эван толкнул калитку, и та с жалобным визгом подалась вперёд. Ветер пробежал по траве, заскрипели ветви осин. А ведь жутко! Как в детстве, когда бабушка рассказывала истории о красных колпаках, злобных гномах паури, которые караулят запоздалых путников в развалинах замков на пустошах.
Тропинка вывела Эвана ко входу в особняк — и он невольно замер, глядя в тёмный проём распахнутой настежь двери. Нет, что-то и впрямь было не так с этим домом. Хотя стёкла в окнах были целыми, и кирпичные стены, казалось, простоят ещё не одно столетие.
Что-то тёмное мелькнуло в густой траве. Эван резко обернулся — но, конечно, никого не увидел. Рассердился на себя: надо же было так упиться! Красные колпаки ему мерещатся, видите ли. Древнее зло пустошей.
Нет, настоящее зло — оно другое. Оно в извиняющемся шёпоте Иды, в невежестве и трусости…
В чём ещё — додумать не удалось. Что-то обожгло висок. И стало темно.
* * *
Эван открыл глаза. Попробовал вдохнуть — и не смог.
— Тихо! — просвистел чей-то голос прямо над ухом.
Естественно, Эван пренебрёг этим разумным советом и заорал. Точнее, попытался — из горла вырвался только хрип.
Очень кстати выползла из-за туч луна и осветила ситуацию во всей её неприглядности. Он лежал на траве, жёсткой и холодной. А на его груди сидела какая-то косматая тварь размером с лисицу и таращилась на Эвана равнодушными жёлтыми глазищами.
— Кто ты? — всхлипнул Эван.
Тварь широко улыбнулась и выхватила из-за пояса нож. Лезвие коснулось шеи. И Эван с ужасающей ясностью понял: это всё. Больше ничего не будет. И успел выкрикнуть — отчаянно и безнадёжно:
— За что?
Тварь замерла.
— Ты пришёл в мой дом, — проговорила она хриплым, но вполне человеческим голосом. — Я убиваю людей. Этого мало, что ли?
— Да! — прохрипел Эван, чувствуя, как щекотная струйка крови побежала по шее. — Отпусти меня! Я никому не скажу!
— О чём? — удивлённо спросила тварь, усаживаясь поудобнее. — Что тебя, шестифутового идиота, вырубила девчонка ростом тебе по колено? Хвастать тут нечем, согласна.
— Тебе же всё равно, кого убивать? Ведь правда?
— Пожалуй, — жёлтые глазищи впились в его лицо.
— Не надо меня, пожалуйста. Я могу…
— Ну?
Привести другого, — чуть не сорвалось с губ. Нет, а что? Она же сама сказала — ей наплевать…
— А, к чёрту, — выдохнул Эван и крепко зажмурился. — Убивай. Хуже не будет.
— Экзистенциальный кризис? Ах, как некстати, — усмехнулась тварь — но нож от шеи убрала. — Мне ведь, милое дитя, действительно всё равно. Раз уж ты у нас не такой, как все эти жалкие людишки, и твоя жизнь уникальна и бесценна — замани сюда кого-нибудь, кто действительно заслуживает смерти. Согласен? Ну и славно. Приходи с утра. Поговорим.
Паури спрыгнула в траву. Эван дотронулся до шеи, посмотрел на пальцы, окрашенные тёмным, всхлипнул — и лишился чувств.
3
Очнулся он уже утром. Как ни странно — в своей постели, хотя и полностью одетый. Путь домой память милосердно не сохранила, да и воспоминания о ночной прогулке были, мягко говоря, расплывчатыми. Очевидным было одно: вчерашний бренди впрок не пошёл.
Впрочем, стоило бросить взгляд на часы, и мысли о паури вылетели из головы мгновенно. Хорош врач — в первый же день опоздать на приём!
Слава богу, в коридоре больницы никого не было — только девчушка лет семи сидела на лавочке, болтая ногами. Небось, ждёт кого-то из родителей.
— Доброе утро, мисс! — окликнул её Эван, на ходу пытаясь нашарить в кармане пальто ключ от кабинета.
— Вы доктор?
— Да, — рассеянно кивнул он, остановившись перед дверью.
— Помогите мне.
Эван резко обернулся.
Девочка, склонив голову, стояла прямо за ним — и когда она успела подойти? С тёмных волос на плечи стекала вода, платьице, мокрое до нитки, было перепачкано речным песком. Господи, март на дворе!
Эван толкнул ногой дверь в кабинет — оказалось, она не заперта — растерянно заметался по комнате в поисках одеяла. Девочка, не поднимая глаз, присела на кушетку.
— Что случилось? Ты упала в реку, да? А где твои родители?
— В поезде, — всхлипнула девчушка. — Было воскресенье, мы ехали по мосту, так красиво было. А потом все закричали, и я ударилась о дверь, и не помню…
— Покажи, где ударилась.
Девочка, поколебавшись, отвела спутанные волосы от лица. Эван медленно попятился, не отводя глаз от открытого перелома височной кости. Да как так-то? С такой раной она должна была уже…
— Помогите, — повторила она. — Пожалуйста. Воскресенье. Поезд на Бриттбург.
И исчезла.
Эван выскочил в коридор — и чуть не столкнулся с мужчиной в испачканном илом праздничном костюме. На белом рукаве распласталась водоросль.
— Они говорили, мост выдержит, — глухо пожаловался он. — Это был ад, доктор. Сущий ад. Сначала — тот взрыв, а потом…
Что «потом», Эван уже не дослушал: есть же предел человеческим силам.
— …должны помочь нам! — неслось вдогонку.
* * *
— Что ты со мной сделала, тварь? — заорал он. — Что это за кошмар? Откуда эти мертвяки и что мне с ними делать?
Со старой осины сорвалась испуганная стайка воробьёв. Дом молча таращился на Эвана пустыми глазницами окон.
— Так, судя по всему, ты их тоже увидел, — раздался знакомый хриплый голос. Паури, выбравшись из вересковых зарослей, ловко взобралась на истоптанные ступеньки крыльца и уселась там, забросив ногу на ногу. — Они тут уже вторую неделю бродят. Всё ноют про свой рухнувший мост.
