— А как я мог спрятать человека, который должен был убить мою любимую девушку? — с улыбкой спросил он.
— Любимую? — Она заерзала, устраиваясь поудобней в его объятиях.
— Ты даже не сомневайся в этом.
— Я слышала, у тебя алиби, — сказала Василиса и нахмурилась, вспомнив, о чем говорил следователь. — С кем ты провел ночь?
— С алиби. — Голос у Матвея загустел.
— Как ее зовут?
— Так и называй. Можно без отчества.
— Ты с ней спишь?
— Теперь ты моя личная жизнь.
— И твое алиби! Я скажу, что не видела тебя. Всех видела, а тебя нет.
— Мне все равно, что ты будешь говорить. Лишь бы говорила, — в раздумье произнес Матвей. — Лишь бы эти уроды не закончили то, что начали.
— О чем это ты? — забеспокоилась Василиса.
— О ком.
— О ком?
— Сначала я должен все узнать.
— Что узнать?
Матвей не ответил, стремительно поднялся, смахнул с тумбочки сигареты и решительно направился на кухню.
Василиса вскочила с постели и, чувствуя себя маленькой собачкой, побежала за ним.
Матвей с силой распахнул дверь, стремительно переступил порог. Пьяная Любка едва отреагировала на его шумное появление.
В его жизнь ворвалось светлое волшебство. Он собирался удержать его в руках. Для этого ему требовалось разворошить черную магию здесь, в доме у Любки, которая сейчас казалась ведьмой в объятиях черта.
Она лежала на диване в грязном халате, голова ее покоилась на коленях у Мусола. В одной руке у него жгут, в другой шприц, с помощью которого он вколол себе отнюдь не колдовское зелье.
Мусол еще только входил в кайф, да и Любка пока только на взлете. С ними сейчас можно было говорить. Тут главное — не церемониться.
Мусол давно уже скурвился, опустился на самое дно, братва ему не доверяла, и только Чистик поручал иной раз мелкие дела. Как это ни странно, но если верить Антохе, то выходило, что Мусол ни разу его не подвел. И наркоту, если надо, перевезет, и проститутку сигаретой прижжет, чтобы на панель вернулась.
Матвей схватил его за грудки, с силой тряхнул и зло выдохнул прямо в лицо:
— Зачем вы меня ментам сдали?
Мусол въехал не сразу, но основательно.
— Так это, тебе же говорили…
— Кто говорил?
— Так Антоха к тебе поехал. А ты его выгнал, да?
— А ты знаешь?
— Знаю…
— Ты был там?
— Да не был он нигде. — Любка уже не лежала, а сидела и тупо смотрела в скучную пустоту перед глазами. — Антоха был, рассказывал. Потом Чистик подъехал.
— Меня с собой не взяли, — сказал Мусол и качнул головой.
В его словах не было ни обиды, ни одобрения, одна лишь констатация факта, такая же голая, как иголка опустевшего шприца.
— Куда они уехали?
— Т-с-с! — прошипела Любка. — Если бы я знала, то уже сказала бы.
— Кому?
— Да подъезжали тут! Ого!.. — Она раскинула руки, показывая, каких габаритов были ее гости.
— Менты?
— Ментам я не сказала бы. А эти душу наизнанку вывернули. Через матку, — заявила она.
— Страшно было, — сказал Мусол.
— Кому страшно было? — спросила Любка, глянула на него и презрительно скривилась. — Спрятался, как петух последний.
— Кто петух? — вскинулся Мусол.
Он повернул голову к Любке, но Матвей ударил его ладонью по щеке. Только так можно было привлечь к себе внимание этого типа.
— В глаза смотри!
Мусол кивнул, поморгал и вытаращил на него глаза.
— Где Чистик?
— Не знаю я.
— А где может быть?
— Я ему сказал про одного торчка. У него на даче собирались залечь.
— Что за торчок? — вскинулась Любка.
Но Мусол ей не ответил. Он вдруг отключился, взгляд его остекленел, как у покойника.
Матвей провел перед ним ладонью и проследил за его реакцией. Зрачки, и без того маленькие, стали еще уже. Значит, жив Мусол, а если сдохнет, то не сегодня. Он еще успеет рассказать про наркомана, у которого, возможно, прячется Чистик со своей кодлой.
Тетя Роза хихикала, как шлюшка, выдающая себя за девственницу. Дверь в спальню была приоткрыта, и Василиса слышала, как поскрипывает кровать. Судя по звукам, сказка уже сказывалась, дело шло своим чередом.
Пусть, лишь бы только ее не слышали. Сейчас она тихонечко соберет свои вещи, сядет в машину и уедет. Глеб может и дальше забавляться с молодой разведенкой. Василиса будет спать с Матвеем. Она никогда не думала, что счастье может быть таким сумасшедшим. Глебу с тетей Розой этого никогда не познать.
Но тихо пройти ей не удалось. Девушка еще только поднималась по лестнице, когда дверь открылась.
— Василиса? — недовольно спросил Семен Александрович.
Она усмехнулась, медленно поворачиваясь на голос. Вот, значит, кто развлекается с тетушкой. Но ведь ей совсем не жалко.
— Ты где была? — спросил Рубахов.
— Была, — сказала она.
— На Воздвиженке?
Василиса кивнула. Семен Александрович мог знать, где она ночевала, потому как между ним и сыном установлена тесная связь, а Глеб вчера вечером приезжал на Воздвиженку, звонил в дверь. Василиса не откликнулась, хотя у нее и была мысль впустить его в дом и показать на Матвея, который обрел законное место в ее постели. Возможно, Глеб пожаловался отцу, тот приехал сюда, а здесь тетя Роза цветет и пахнет. Все мужики кобели. Неужели с этим можно смириться?
— А Глебу почему не открыла?
— Не знаю. Может, в магазине была. — Василиса вяло пожала плечами.
Она не лгала, просто не видела смысла объясняться с человеком, который может быть повинен в гибели ее родителей. Матвей куда-то уехал, хотел узнать все точно. Не исключено, что уже сегодня откроется правда.
— А ты наверх? — Не дожидаясь ответа, Семен Александрович шагнул к лестнице.
Они вместе поднялись на второй этаж.
Он увлек ее в отцовский кабинет, там немного подумал, потом опустился в его кресло и спросил:
— Ты заметила, что я занял место твоего отца?
— Заметила, — тихо отозвалась Василиса.
— Кости больше нет, но он был и остается моим другом. Теперь я за тебя в ответе.
— Хорошо. — Ее голос прозвучал так же тускло.
— Я предлагаю тебе узаконить наши отношения, — проговорил Рубахов и пристально посмотрел на нее. — Ты выходишь замуж за Глеба, и я, можно сказать, официально становлюсь твоим отцом.
