к тысяче меня не пугает, потому что мне мало – так упоительно мало! – оставшихся до взрыва секунд.
Лиам вбивается в меня глубокими рывками: не сдерживается, не сдерживает, не заботится о звукоизоляции и пролитой воде. Просто кричит каждым движением: я с тобой, больше ни о чём не думай.
Мне с открытыми глазами почти ничего не видно. Все очертания смазываются, остаётся только ритмичный плеск. От заполнившего ванную пара трудно дышать, на языке горько от пены, лёгкие горят. Спущенная с одного плеча блуза льнёт к коже, сковывая тело. В этой комнате сплошные тесные рамки, но ощущение свободы, кажется, можно потрогать руками.
Меня начинает трясти при одном только взгляде на сосредоточенное лицо Лиама. Мне хорошо настолько, что приходится кусать губы. И молча кричать, и обхватывать его крепче непослушными пальцами. И безоговорочно верить, что это – навечно, каким бы коротким оно нам ни было отмерено.
Глава 14
Лиам
Того, что мать у Марины ранняя пташка ни я не предвидел, ни она не сказала. Как женщина воспитанная, Зоя о своём визите сообщила заранее. Но новость от этого приятнее не стала. В семь утра желания моего организма весьма далеки от светских бесед.
Немилосердно себя так обламывать. Негуманно.
Мы с Мариной сидим на кухне, как две престарелые степенные леди, делая вид, что собрались пить чай. Ждём. На её телефон между тем пачками приходят сообщения, мозоля глаза и накаляя моё любопытство до верха неприличия. Тут вообще возможно как-то устоять?
– Ты собираешься читать? – не выдерживаю её бездействия. Сонливости как не бывало.
– А что?
Марина держится молодцом, чего нельзя сказать обо мне. Я уверен, что отправитель – Иван.
– Ревности моей хочешь?
– Лиам, ты серьёзно?
– Более чем.
Отвлекаю её поцелуем, чтобы схватить со стола телефон.
Вопросы у меня к этому Ване, и отнюдь не праздные.
– Господи, – вздыхает Марина, пытаясь отобрать у меня мобильный. – Мы ведь всё решили, Лиам! Он просто коллега.
– Это ты решила, – отзываюсь, открывая переписку. – Вот, пожалуйста: «Не надо думать, что мне всё равно», – читаю первое сообщение Ивана. – «В чувствах уговоры не работают. Я уважаю твой выбор. Даже если он меня убивает»…
– Лиам, – это личная переписка. Стоп.
– «Это» – пишут матери моего сына. Я не вижу ничего зазорного, в том, чтобы вмешаться. Вопрос не о доверии, а о безопасности.
Марина медленно моргает и заходится недоверчивым смехом.
– Ты шутишь, надеюсь? Мы с Ваней почти четыре года знакомы! Он полностью безобидный.
– «Я могу ударить по твоим чувствам, напомнив, что рядом в трудную минуту был я, а не он. Но Я НЕ ОН! Я – причинять боль не стану. Ты можешь на меня рассчитывать, независимо от сделанного выбора. Когда его снова потянет на вольные хлеба, просто позволь мне быть рядом», – дочитываю всю ту пафосную ерунду, что сочинил Иван, до конца. – Что скажешь?
– Что он много на себя берёт… Но в целом ничего ужасного не написал, ввиду того что мы ещё не поговорили. Иван уравновешенный взрослый мужчина.
– Это уравновешенность – отойти в сторону, когда считаешь, что твоя женщина лезет под удар?
– Лиам!
– Ему удалось посеять в тебе сомнения?
– Перестань.
– Твоё «Перестань» звучит как провокация…
Ныряю ладонью под край узкой юбки. Её ресницы вздрагивают. Доля секунды, пока Марина сомневается, и она неуловимо качает головой.
– Мама с Алёшей должны подойти с минуты на минуту.
– Окно выходит к парадному входу?
Кивнув, она встаёт из-за стола, бросает рассеянный взгляд во двор. Вся в тягостных мыслях…
Не хочу начинать день с негатива.
Хлопаю рукой по выключателю.
Её глаза расширяются.
– Да ты что? Мы не успеем.
– Значит, не успеем. Пока поднимается лифт, у нас будет достаточно времени привести себя в порядок.
Вынуждаю Марину упереться руками в подоконник. От дома напротив нас закрывают кроны и темнота комнаты.
Дефицит времени приумножает ценность каждой секунды.
Рывок – на то, чтобы задрать юбку к талии. Ещё один – чтоб расстегнуть ширинку.
Достаю из заднего кармана презерватив и только затем позволяю джинсам опасть к ногам.
На Марине блузка с открытой спиной. Среди россыпи родинок проступают мурашки…
Зубами надрываю край фольги, прислушиваясь к тому, как учащается её дыхание.
– Следи за воротами… – шлёпаю по ягодице свободной рукой и тут же поглаживаю оставшийся след. – Ты же помнишь? Будет неловко, если нас застанут на горячем.
Марина неразборчиво ругается.
– Поверить не могу, что согласилась на это.
– Не отвлекайся.
Под давлением моей ладони она прогибается в пояснице. Пальцы на подоконнике, кажется, сейчас сломаются, так крепко сжаты.
– Ты всё тот же отпетый негодник!
– Ноги шире, Марина Андреевна.
Меня никогда не парила наша разница в возрасте, но в такие моменты она добавляет пикантности.
Это больше, чем пошлая фантазия поиметь училку. Никакого жеманства… В этом вся её натура. Жёсткая. Строгая. Но достаточно раскрепощённая, чтобы уметь забивать на правила.
Передумав, отбрасываю резинку.
– Спусти трусики.
По её телу идёт волна дрожи.
Кружево убийственно медленно скользит по коже. Моего терпения хватает до середины бёдер. Сжимаю ткань в кулаке и резко сдёргиваю к коленям.
– Порвёшь!
Теперь и голос дрожит…
– Какая жалость.
Упираюсь в неё, не проникая внутрь. Самый сладкий момент – за мгновение до.
– Давай. Насаживайся сама…
– Боже… Ты абсолютно испорченный.
– У нас мало времени, – напоминаю с ухмылкой.
Марина подаётся назад. Всего на пару миллиметров и изнеможённо упирается на локти. Мы рвано, ускоренно дышим.
Просовываю руку под блузу, с нажимом двигаюсь по рёбрам к груди. Сжимаю сосок между пальцами.
Она содрогается всем телом.
– В тебе неприлично мокро, Марина Андреевна – констатирую самодовольно. – Мне нравится. Возьми поглубже.
Взгляд медленно плывёт вниз. Разглядываю каждый миллиметр погружения.
И мне хочется рывком ворваться в эту тугую влажность, толкнуться так, чтоб вышибло дыхание, но это так безумно красиво…
– Медленней. Не забывай смотреть в окно.
Она стоит на носочках. Мышцы ног напряжены и дрожат. Мои пальцы сминают пышную грудь, пытаясь уместить её в ладони. Не помещается.
Марина стонет. Её хриплые интонации стегают по мне.
На миг отстраняюсь и снова вхожу как хотел – грубовато и быстро. Под вскрик. Перехватываю её спереди, помогая поймать равновесие. Вдавливаюсь до упора.
Наше нестройное дыхание сбивается в бессвязные обрывки звуков. Я не чувствую тела, только грохот сердца и потребность ускориться. Ощущение будто улетаю куда-то, и время там измеряется не как обычно, а шлепками и стонами. Его одновременно много и мало. Единственный адекватный индикатор – появление усталости в мышцах. Такой темп после
