Все, что во время взятия замка было испорчено стрельбой, необходимо починить и для улучшения обороны возвести новые укрепления. Имевшиеся в замке каменные двух– и трехэтажные строения («палаты о двух или о трех жилях») и другие хранилища сверху следовало перекрыть фашинами и засыпать землей; внешние окна заделать бревнами, чтобы во время осады защитить гарнизон от выстрелов. Все это возлагалось на инженера, «чтоб он то управил как к лутчему» до зимы.
«Караулы иметь крепкие в день и ночь» и расписать подразделения гарнизона по участкам обороны, чтобы во время осады каждый знал свое место. В этом случае каждому следовало исполнять свой долг до конца («по должности своей и обещанию»); приказом по гарнизону настрого запрещалось говорить о сдаче и отказываться от участия в вылазках. Защитники не жалели живота своего, а «боязливых и неохочих» следовало уговаривать к мужественному отпору и принуждать угрозой смерти. Без царского повеления крепость не сдавать и посылать письма о присылке сикурса.
Для разведки о неприятеле следовало высылать из крепости разъезды и собирать сведения через шпигов и таким образом препятствовать внезапным нападениям и разорению. При получении донесений о приближении противника из гарнизона следовало выслать часть пехоты и атаковать, а в случае перевеса – отступать, обороняясь на сильных позициях, и, дойдя до Митавы, «чинить отпор» под прикрытием крепостных пушек.
Всему населению Митавы и Курляндии, духовным и мирским, богатым и бедным, запрещалось иметь сношения со шведами ни по торговым и личным, ни по, тем более, военным вопросам. Все письма перед отправкой на шведскую территорию, например в Ригу, надлежало сдавать русскому командованию для копирования и лишь потом пересылать с почтой. Это требование нужно было объявлять во всеуслышание («выкликать трубачам»), а уличенным в тайной переписке с противником грозила смертная казнь и лишение имущества.
Наконец, войскам русского гарнизона под привычной угрозой смерти приказывалось местному населению «озлобления никакого не чинить, и ни в чем с ними не ссориться, и напрасно ничего не имать»[125].
Несмотря на очевидный запрет на торговые операции с неприятельскими землями, генерал-поручик Розен, бывший старшим генералом в Митаве, сам нарушал эти требования и подписывал «проезжие листы» курляндским купцам на провоз товаров в шведскую Ригу. Эти случаи стали предметом расследования, и в конце февраля 1706 года 60 возов ржи и 10 возов овса были задержаны и возвращены в Митаву [126].
Схожая ситуация сложилась в Полоцке. В 1707 г. комендантом города был назначен поручик Преображенского полка Н. Т. Ржевский. Как стало известно в ходе завершившегося в 1712 г. следствия, вопреки царскому приказу он не только не препятствовал торговле со шведской Ригой, но за взятки пропускал купеческие суда к неприятельскому городу и даже сам заказывал у шведов вино и другие товары [127]. Сношения между командующими приграничных сил практиковались и на море. Весной 1706 г. русский флот стоял в Финском заливе, защищая Котлин и Петербург от шведского флота, крейсировавшего поблизости. По свидетельству англичанина Витворта, из шведского Выборга к русским кораблям один раз в три недели приходила лодка с офицером, имевшим поручения относительно содержания пленных. Вместе с ним привозили партию товара, находившего выгодный сбыт; адмиралы противоборствующих флотов также обменивались подарками[128].
Злоупотребления отдельных командиров, как видно, пресекались. А такого рода отношения с неприятелем со стороны местных жителей тем более не могли поощряться командованием, особенно в условиях, когда горожане были склонны поддерживать своих недавних защитников – шведов. Нарушение запретов на сношения с шведской стороной стало причиной выселения горожан, занятых русскими Нарвы и Дерпта в центральные и южные области России в 1708 г. Еще в 1706 г. дерптский обер-комендант К. А. Нарышкин доносил царю: «Дерптские жители иноземцы ездят в уезд для покупки себе хлеба и всякого запасу, а неприятель стоит тут же в уезде, и те дерптские жители всегда с неприятелем видятца, и от того опасно шпионства; а ежели их из города не выпускать, то им прокормитца нечем»; на что Петр наложил резолюцию: «Посылать их письма в уезд (осматривая) с русскими, а их не пускать»[129]. Отметим, что дерптским жителям перлюстрация к тому моменту не была в диковинку, – еще в апреле 1700 г., когда саксонцы осадили Ригу, шведский командующий в Лифляндии генерал Отто Веллингк запретил дерптским купцам упоминать в переписке любые подробности, касавшиеся военного положения[130]. 3 февраля 1708 г. Петр дал указание: «Нарвских жителей выслать всех на Вологду софсем, также и пасторов чюхонских и амтманов и послать туда комендантом Василья Зотова… Из Дерпта алтиллерию и протчая все вывесть во Пскоф, а крепость подорвать и разорить, а жителей вместе с Нарвскими на Вологду»[131]. Официальную версию, обосновавшую решение русских властей о «депортации», привел в своем журнале барон Гизен.
«Около 1706 году проведали и престерегли, что жители, немцы и шведы нарвские и дерптские не могши позабыть (как то обыкновенно случается) обязательства с прежним своим государем или будучи подущены, подкуплены и подговорены от губернаторов Ревельского и Рижского и от иных шведов держали и имели тайную переписку с друзьями своими во оных городах в пользу Швеции, но зело опасную русским гарнизонам, и понеже многих открыли, которые в том и повинились; того ради его царское величество взяв в разсмотрение злые и печальные последовании, которые б могли от того произойти и имея тогда один Шведскую войну на руках, не разсудил за благо войска свои в опасность дать в тех местах и оставить их на нападение и похищение от неприятелей, которым жители моглиб помощи, но так он изволил определить, чтоб их в безопастве соблюсти помышляя, что неверствие или подозрение матерь есть надежности; и так повелел его величество по правилу доброго государствования и правления, чтоб оных городов жителей (которые по таким своим поступкам сами лишились той милости, которую его величество милосердо им обещать изволил) перевезли в Королевства, Казанское и Астраханское, на Вологду, Устюг, Резань и иные добрые российские города.
Для сего им и на пожитки их подводы бесденежные, свободу в вере своей, в торговле и в ремесленных их делах помянутое повеление подкрепляли и поддерживали приклады в подобных приключениях, которые подают древние и новые истории, также право собственной своей надежности и соблюдения государственная воинская рация основанная на правдивых разсудках касающихся до народов завоеванных приступом и силою или правом оружия.
