Судя по тому, что сообщает своим читателям Томас, Уильям был амбициозен и образован. Он знал основные молитвы наизусть, а также умел читать[123]. Хотя он преуспел в ремесле кожевника, Уильяму якобы предложили работу у повара архидьякона. Если это правда, то такое предложение было весьма заманчиво. В средневековой Англии поваров ценили весьма высоко: так высоко, что они получали земли, жертвовали на церковь и вместе с епископами, рыцарями и официальными лицами свидетельствовали жалованные грамоты. Должность повара была и уважаемой, и доходной, а работа у архидьякона Норфолка могла стать отличным началом успешной карьеры. Уильям оказался бы в таком положении, где перед ним открывались прекрасные возможности.
Начитанный, с хорошими связями, красноречивый, владеющий английским (его родной англосаксонский), возможно, с некоторыми познаниями во французском (на котором говорила англо-норманнская элита) и начатками латыни, Уильям к своим двенадцати годам не был неотесанным деревенщиной; он был юношей, начинающим многообещающий профессиональный путь. В том же десятилетии, когда один архидьякон предположительно нанял Уильяма, другой архидьякон взял к себе на службу подающего надежды юношу родом из Бека. К 1143 году этот протеже, Томас Бекет, уже служил архиепископу Теобальду Кентерберийскому, где и начался его стремительный взлет. Амбициозные норвичские семьи не могли не заметить возможностей, которые сулил такой карьерный путь. Возможно, Томас Монмутский надеялся посмертно создать из Уильяма звезду масштаба св. Томаса Бекета. Он завершил свою книгу об Уильяме через несколько лет после смерти архиепископа в 1170 году.
Будущее Уильяма было радужным, и, зная, какие преимущества могло дать покровительство архидьякона, читатели «Жития» Томаса не задавали слишком много вопросов о том, при каких обстоятельствах мать Уильяма отпустила своего сына с неизвестным человеком прямо перед Пасхой. Только после предполагаемого мученичества она заявила, что человек, который забрал ее сына, «назвался поваром архидьякона, но она совсем ему не доверяет»[124]. Любопытно, что Уильям находился в доме евреев, где с ним обращались хорошо, «не ведая о том, какая участь была ему уготована, и он оставался там до утра»[125]. Это промедление говорит о том, что он знал людей, с которыми ушел из дома. Томас хотел подчеркнуть литературные обертоны, потому что он добавляет, что Уильям был «как невинный агнец, ведомый на заклание» – этот мотив стал типичным клише в последующих обвинениях в кровавом навете. Более того, мать Уильяма изображается корыстной, потому что она взяла деньги за сына. Три шиллинга (36 пенсов), которые она получила за ученичество Уильяма, могли быть риторическим добавлением, или же они говорили о том, как высоко ценили будущего работника; этот мотив Иуды, как и мотив откормленного тельца, стал литературной формулой. Однако вся эта «литературная обработка» событий не может скрыть того, что читатели, вполне возможно, воспримут длительные отношения Уильяма с соседями-евреями без всякого удивления[126].
Томас пишет, что Уильям происходил из бедной семьи, а его самого называет «заброшенным» (pauperculum atque neglectum), но не исключено, что он имеет в виду ребенка, выросшего без отца в преуспевающем в целом семействе. Как уже отмечалось, скорее всего, родители Уильяма не являлись, в отличие от большинства остального населения, крестьянами-земледельцами; сам он жил в городе и служил подмастерьем кожевника, а это ремесло приносило доход и приобретало все бóльшую популярность. Кожа была вторым по размерам производства и экспорта товаром, производившимся в Англии (на первом месте стояла шерсть); Норвич же в XIII веке стал центром кожевенной торговли[127]. Семью Уильяма в городе помнили еще долго: в XIV веке гильдия кожевников сделала Уильяма своим святым покровителем, и они начали преумножать его известность, делая вклады в церкви во имя св. Уильяма и проводя ежегодные праздники (все сохранившиеся изображения Уильяма относятся к этому позднейшему периоду)[128]. Уильям и по крайней мере один из его братьев, а также его двоюродный брат получили работу, на которую не могли рассчитывать в большинстве своем английские мальчики в Норвиче: далекие от крестьянского труда карьеры ремесленника, повара, монаха и дьякона были весьма почтенными и давали многие преимущества.
Возможно, что связанная с церковью семья Уильяма происходила из Бери-Сент-Эдмундса. Доказать это нельзя, но если это так, то у норвичских клириков был еще один повод особенно заинтересоваться Уильямом. Бери и Норвич соперничали десятилетиями. Аббатство Бери-Сент-Эдмундс считалось одним из богатейших в Англии и всегда дорожило своей незавимостью и властью своего настоятеля. С того момента, как Норвич заполучил епископский престол, его епископы прилагали все усилия, чтобы контролировать аббатство или взять его под свою руку и заполучить хранившиеся там мощи св. Эдмунда, короля и мученика[129].
Дедом Уильяма по матери был «священник Ульвард, знаменитый в свое время человек», как пишет Томас, скорее всего, тот самый пресвитер Ульвард или Ульвардус, который засвидетельствовал три документа в Бери-Сент-Эдмундсе[130]. В первом, грамоте аббата Эльбольда из Бери (составленной между 1114 и 1119 годами), вдова Жослена из Лоддона получала землю, которую ее муж держал от аббатства св. Эдмунда[131]. Лоддон, маленький городок по дороге между Бери и Норвичем, был одним из тех немногих мест, где в позднем Средневековье сохранилось изображение св. Уильяма[132]. Пресвитер Ульвардус засвидетельствовал и две другие грамоты аббата Эльбольда; он также засвидетельствовал грамоту аббата Ансельма Берийского (1121–1148), преемника Эльбольда[133]. Владельца земли, которую держала семья Уильяма, также звали Вульфвард, и, возможно, это было англосаксонское имя самого Уильяма[134]. Это имя писалось как «Ульвард», «Вульвард» и «Влууард».
