визит на Землю. Это правда?
— Это если вам удастся поставить Роберта на ноги. Тогда мне не будет никакой необходимости возвращаться, не так ли?
— Нет, не будет. В действительности, будет лучше, если ты не станешь этого делать.
— Не беспокойтесь… Я знаю, когда во мне не нуждаются. Кроме того, есть множество других интересных мест для визита.
— Другие планеты?
— Ага. Миллиарды и миллиарды только в этой ГАЛАКТИКЕ. Вы удивитесь.
— Можешь дать нам немного времени, прежде чем отправиться назад? Можешь уделить нам ещё шесть недель?
— Я могу дать лишь то, что у меня есть.
— Можешь, хотя бы, сказать, сколько у тебя есть?
— Неа.
— Но прот… На кону жизнь Роберта. Именно поэтому ты здесь, не так ли?
— Я уже говорил: я дам некоторые знаки. Это не будет полной неожиданностью.
— Счастлив это слышать, — мрачно произнёс я. — Ладно. Ну, а пока ты здесь, я хочу задать тебе ещё один вопрос о Робе.
— Это обещание?
— Не совсем. Итак, есть какая-то иная причина, по которой он вдруг заговорил со мной? Что-то, чего я не знаю?
— Похоже, нет никаких пределов тому, чего вы не знаете, мой человеческий друг. Но вот что я скажу: не обманывайтесь его радостным расположением. Это было всё, что он смог сделать, чтобы выйти сегодня. Ему по-прежнему предстоит долгий путь, и он может отступить в любой момент. Будьте помягче с ним.
— Сделаю всё от меня зависящее, прот.
— С вашими-то примитивными методами? Удачи.
Он взял кусок апельсина и затолкнул его в рот.
— Как твои успехи с письмами, кстати?
Сквозь оранжевые зубы:
— Прочёл большую часть.
— Принял какие-либо решения?
— Слишком рано для этого.
— Скажешь мне, когда решишь, кого взять с собой?
— Могу. Или, может быть, оставлю это для телешоу.
— Что? Кто сказал тебе об этом?
— Все, кто знал об этом.
— Понятно. И, я полагаю, о поездке в зоопарк тоже знают все? И обо всех людях, что хотят с тобой поговорить?
— Конечно.
— Прот?
— Да, тренер?
— Ты сводишь меня с ума?
— Хотите об этом поговорить? — вздохнул он.
Думая, что он шутит, я усмехнулся. Но он казался весьма серьёзным. Я посмотрел на часы на стене позади него — у нас было ещё несколько минут. Я встал.
— Ладно, ты садишься на моё место, а я на твоё.
Не колеблясь ни секунды, он вскочил и подбежал к моему креслу. Он плюхнулся в него, несколько раз сжал виниловые ручки и прокружился в полный круг. Очевидно, наслаждаясь положением, он схватил жёлтый блокнот и начал яростно строчить, поглаживая воображаемую бороду.
Я занял его кресло.
— Ты должен задать мне несколько вопросов, — подтолкнул я.
— Это необязательно, — промямлил он.
— Почему нет?
— Потому что я уже знаю, что тревожит вас.
— Хотелось бы услышать, что это.
— Алиментарно, мой дорогой тракт[14]. Вы родились на средней по размеру, жестокой ПЛАНЕТЕ, с которой у вас нет никакой возможности убежать. Вы здесь в ловушке по милости ваших человеческих собратьев. Это любого сведёт с ума.
Он вдруг стукнул по ручке моего кресла.
— Время вышло! — он резко придвинулся, схватил ещё один апельсин и вгрызся в него. Затем он снова покружился и бросил ноги на мой стол.
— И ещё, у меня есть работа, которую нужно делать, — заключил он пренебрежительным тоном. — Заплатите в кассу на выходе.
Я одарил его плохой имитацией усмешки Чеширского кота. Он завизжал и бросился к двери.
Это случилось не раньше того, как я случайно бросил взгляд на жёлтый блокнот, исписанный им. Неопрятным, но разборчивым почерком он писал, снова и снова: 17:18/9/20. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, но, в конце концов, я понял: он уходит двадцатого в 5:18 вечера!
* * *
В последний раз я навещал третье отделение перед моим "отпуском", потому я решил провести себе небольшую экскурсию. Я нашёл Майкла в палате 3А, просматривающего книгу под названием "Право на Смерть", работа, которую он читал десятки раз, также как Рассел читает и перечитывает Новый Завет.
Пронесись мимо голая женщина, Майкл проигнорировал бы её. Он хотел знать, когда ему позволят поговорить с протом. Я непростительно для себя запамятовал о его просьбе, но сказал ему, что выполню её немедленно. Он сказал, я надеюсь, в шутку:
— Я уже мог быть мёртв к тому моменту, как он будет здесь.
Я похлопал его по плечу и продолжил свой обход, останавливаясь, чтобы пообщаться с жертвами различных социальных и сексуальных отклонений, измученными душами, захваченными ограничениями функций своих организмов. Я наблюдал с нескончаемым изумлением, как один из них, мужчина японо-американец раздевался, нижнее бельё его пропахло промежностью, затем снова одевался и раздевался, и так раз за разом. Другой мужчина предпринял попытку поцеловать мою руку. Другие выполняли свои бесконечные ритуалы и понуждения. Тем не менее, ни один из этих несчастных существ не был более трагичен, чем жители палаты 3Б, пациентов с серьёзным аутизмом.
В аутизме некогда винили преимущественно бесчувственных и беззаботных родителей, особенно матерей. Теперь же известно, что аутисты страдают неким дефектом головного мозга, вызванным генетическим либо органическим заболеванием, и никаким воспитанием не изменить ход этого изнурительного бедствия.
Проще говоря, у аутистов отсутствует часть функций мозга, делающих личность одушевлённым человеческим существом, кем-то, кто может отнести себя к другим людям. Хотя они часто в состоянии исполнять экстраординарные трюки, они, кажется, совершают их совершенно механически, без каких-либо "ощущений", что они чего-то добились. Способность аутистов концентрироваться на чём-либо, что занимает его или её мысли поразительна, и, как правило, исключает всё остальное. Разумеется, есть и исключения: некоторые из них способны выполнять задания и учиться в некоторой мере функционировать в обществе. Большинство, однако, живут в своих собственных мирах.
Я застал нашего двадцатиоднолетнего мастера-инженера, которого я назову Джерри, работающим над воссозданием моста Золотые Ворота[15] из спичек. Он был почти закончен. Рядом были отображены копии Капитолия, Эйфелевой башни и Тадж-Махала. Я немного понаблюдал за ним. Он работал быстро и ловко, при этом, кажется, не уделял особого внимания своему проекту. Его глаза метались по всей комнате, а ум, видимо, находился в другом месте. Он не использовал никаких записей и моделей, работал по памяти — по фотографиям, на которые лишь мельком взглянул.
Я обратился к Джерри, который, возможно, даже не заметил меня:
— Это прекрасно. Как скоро ты закончишь?
— Закончишь, — ответил он, не сбавляя темпа.
— Что будешь делать дальше?
— Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше…
— Ладно, я должен идти.
— Идти. Идти. Идти.
— Пока, Джер.
— Пока, Джер.
Так было и с другими:
