— Я никого не тронул. Еще не тронул, — допускает небольшое, но очень важное уточнение.
Я не могу допустить, чтобы Анваров навредил моей семье.
Но и малыша отдать тоже не могу! Потому что он — часть моей семьи, часть меня. Я многое отдала, чтобы иметь возможность стать мамой, и дело не в финансах, отнюдь не в них.
У меня возникает ощущение, что забрав ребенка, Анваров вырвет у меня сердце из груди еще теплым, бьющимся, и безжалостно раздавит в алчной ладони.
Что же делать? Неужели нет выхода?!
— Я могу подумать? — спрашиваю едва слышно.
В ответ звучат короткие гудки.
Он сбросил вызов. Отключился.
Я набираю его номер. Но в ответ слышу лишь хладнокровный, механический голос, повторяющий стандартную фразу о том, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
— Светик, ты куда пропала?
Голос Юры наплывает удушающей волной. От присутствия бывшего мужа становится еще хуже, я совсем не вижу в нем защитника или мужчину, на которого могу положиться.
На месте когда-то любимого мужчины я вижу лишь ходячее разочарование. Юра боится выглядеть неудачником в глазах своих друзей и вопреки всем моим просьбам не плести небылицы, наврал с три короба, активно подогревает слухи о том, что мы снова вместе и даже… даже присваивает себе отцовство!
Чужие заслуги себе приписывает!
— Ничего, скоро вернусь, — отвечаю с нервной улыбкой. — Просто искала попить.
— И как? Нашла?
— Нет?
Юра молчаливо распахивает холодильник и показывает рукой на полки, забитые всякой выпивкой: пиво, диззи, тоник, сидр…
— Ты в положении, Свет. Конечно, тебе ничего из этого нельзя. Но я всегда могу сделать твой любимый апельсиновый фреш с перечной мятой. Хочешь?
Юра достает несколько апельсинов и жонглирует ими с легкой улыбкой на улице. Совсем недавно он меня запугивал, но сейчас снова играет роль милого парня!
— Лови!
Без предупреждения он запускает в мою сторону апельсины один за другим.
Я запоздало вспоминаю, что раньше это было одной из наших любимых игр, но сейчас я чувствую себя разбитой, выжатой и, честно говоря, не испытываю ни малейшего желания вспоминать и пытаться оживить давно сгнивший труп наших прошлых отношений.
Один апельсин пролетает мимо цели и приземляется на пол, два других я успеваю словить, но без всякого изящества, неловко опускаю их в мойку.
— Помой апельсины, я пока достану мяту и блендер, — распоряжается Юра.
— Знаешь, я уже перехотела пить.
— Ты какая-то странная сегодня, дерганая.
— Может быть, у меня на то есть причины?!
— Я их решу, — обещает Юра. — С тобой я держусь по-свойски, но я стал влиятельным человеком, у меня большие связи. Если у тебя есть сложности, не стесняйся, выкладывай.
В ответ я красноречиво вздыхаю. Почему я так уверена, что Юра все снова профукает?
— Ничего такого, Юра. Не бери в голову. Просто я рассчитывала отдохнуть, а не копаться в прошлом.
— Ты взвинчена из-за моих слов и настойчивости? Прости, я немного перегнул, признаю. Просто хочу второй шанс для нас двоих и готов меняться, а ты сторонишься меня так, словно мы — чужие.
— Мы и есть чужие, Юра. Были родными и близкими, но стали чужими. Так случается в жизни, — говорю механически.
— Но я хочу, чтобы мы снова сблизились! Очень хочу!
Юра уже достал блендер, в котором есть встроенная соковыжималка. Он сам тщательно промывает апельсины и веточку перечной мяты, чтобы сделать для меня фреш.
Я обеспокоенно кручу между пальцев телефон. Снова набираю номер Анварова и получаю то же самое уведомление о выключенном телефоне.
Потом набираю домашний телефон родителей, зная, что к телефону первым подойдет папа. Именно так и происходит.
— Алло.
— Привет, папа. Это я.
— Света? Как дела? У тебя все хорошо?
— Да, конечно, а почему ты спрашиваешь?
— Ты звонишь на домашний номер поздно вечером. Это немного необычно, поэтому я спрашиваю, все ли у тебя в порядке.
— У меня все в порядке, а у вас? — голос предательски дрожит.
— Ты плачешь что ли, зайчонок? — мягким голосом интересуется папа.
— Нет, не плачу.
После ласкового обращения мой голос становится совсем гундосым и слезы скрыть не получается.
— Ревешь, еще как! Что стряслось? Маму позвать?
— Нет-нет, маму не надо. Она разохается, ты же знаешь. Я просто немного соскучилась, накатило… Иногда бывает.
— Гормоны до сих пор шалят, — усмехается папа. — Эх, моя Томка в беременность так сильно чудила. Помню, мы как-то поехали большой компанией отдыхать на природу. Лес, чистый воздух, песни у костра, шашлыки, землянику собирали… День был чудесный. Посреди ночи Тома меня будит со словами и говорит: «Хочу селедку с грибами!» Я ей отвечаю: «Томка, какая селедка, до города сорок километров, спи давай!» Она ревет, ни в какую не успокаивается. Селедку хочу, и все тут. Начала собираться, представь. Водить машину она никогда не умела. Говорит, сяду на велосипед и поеду за селедкой… Ничего не поделаешь, пришлось заводить машину и ехать за селедкой. Темно, почти ни черта не видно! По пути мы в грязи увязли, я свой жигуль проклятый толкал минут сорок, чтобы из ямы выбраться! Потом долго пришлось искать круглосуточный магазин, чтобы купить селедку… Селедку с грибами найти не получилось. Отдельно купил грибы и селедку. На капоте расстелил газетку, кое-как разделал рыбу… Томка у меня из пальцев эту селедку выхватывала и за грибами ныряла в банку! Потом возвращаться пришлось и, как назло, бензин кончился. Ходил с канистрой на заправку! Когда вернулись, я уже пропустил утренний клев, между прочим, — жалуется папа. — Но зато какой зайчонок у меня вырос!
Я эту историю с селедкой, разделанной на капоте стареньких жигулей, слышала уже раз сто за свою жизнь, не меньше.
Но каждый раз с удовольствием слушаю, представляю родителей такими, какие они есть на старых фото: у мамы дикая химия, по моде тех лет, у папы удлиненные волосы и смешные усы.
Есть что-то умиротворяющее в историях, которые знаешь с самого детства. Они дарят покой и успокаивают. Папа не отказывает себе в удовольствии пуститься в воспоминания, значит, действительно, в доме спокойная атмосфера и он не почувствовал, что за ними кто-то следил.
— Спасибо, — всхлипываю.
— Да за что?
— Просто соскучилась, а ехать к вам опасаюсь.
— Давай мы к тебе сами приедем? — предлагает папа. — Хоть познакомишь нас с отцом малыша, а то все шифруешься, молчишь, как Штирлиц на допросе…
