Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
и сидела с Микуро дома.
– Зачем ты ничего не ешь? И не пьешь.
– Пила. Чай. Закончился уже.
Микуро приподнял круглую крышку.
– Врешь. Полон половину.
– Не вру. Смотри. Пустой.
Надя наклоняет чайник. На секунду они застывают над столом, как будто ожидая, что из блюдечка выйдет ответ.
– Чаинки. Если чайник полон, не всегда можно пить. Иногда носик забивают чаинки.
Микуро уходит и возвращается, приносит хурму, солнце на белой тарелке.
– Красиво, да?
– Дрессировщицей. Я хотела стать дрессировщицей, – сдается Надя.
– А я поэтом. Или режиссером.
Через несколько дней Микуро собрался на прогулку в городской парк. Закидывая в бездонный рюкзак термос, спросил: «Пойдем?» И Надя, в первый раз после болезни, вышла из дома.
Брели по длинной аллее, мимо детских площадок. Он шел медленнее, чем привыкла ходить она. Остановились на набережной. За спинами оставалось колесо обозрения. На Островах, говорил он, недостаточно говорят. Меня называют болтливым, говорил он, люди звали даже чуть-чуть дураком, немножко идиотом. Камушки речи он проглатывал, не замечая. Рассказывал о Чехове, а Надя пыталась вспомнить, читала ли то, о чем он рассуждает, и не могла: оттого ли, что вовсе не читала, или от языка, в котором и знакомое становилось неузнаваемым. Микуро достал термос.
– Сладкий. Бес чаинок.
Дорога домой тоже была с ним, как язык – неузнаваемой.
– Знаешь, с тех пор как он уехал, я все смотрю, как кино. Мне даже странно слышать свой голос в этом кино. Я только в прошлом могу взять и вытащить что-то настоящее, что происходило, нет, происходит, по-настоящему. Я не видела. А теперь вижу. Понимаешь?
– Зачем ты с ним не говоришь? Он любил тебя.
– Любит, – механически поправляет она и плачет. – Если в настоящем времени. Я люблю. Он любит. Она любит.
И голос и щеки у нее в слезах. Микуро кивает.
– Скажи ему. В будущем.
Инесса Плескачевская. С молоком и без
– Мне, пожалуйста, без молока, – голос у Ларисы звучит не слишком уверенно.
Валя с Надей переглянулись: понятно, мол, сами там были, не дрейфь, подруга. Валя молча налила черный (она любит говорить «как деготь»). «Сахар?» От сахара Лариса не отказалась, немного скривившись после первого глотка: горько.
Лариса – новенькая, а потому испуганная, настороженная, отчаянно запихивает вещи в тумбочку. Ну, это нормально: все такими приходят. А потом – как повезет, тут многое от коллектива зависит. Несчастье у всех одно, но переживают его все по-разному. Если будут плакать и ждать самого плохого, оно и случится. А если будут посмеиваться над миром, собой и не говорить о том, что их ждет, то, глядишь, и выкарабкаются. Ларисе с палатой повезло, хотя она об этом еще не знает. Без молока ей кофе, ты ж понимаешь.
– Ой, посмотри, какая деваха, – показывает Валя подбородком. – На Дашу нашу похожа.
– Так это ж Даша и есть! – говорит Полина. – Здравствуй, Даша, а что это ты опять к нам?
Дашу выписали пару дней назад – без грудей, без волос, без ресниц и бровей: сначала несколько курсов химии, потом радикальная мастэктомия, вернее, две. Она и до больницы была стройная – балерина как-никак, а здесь исхудала до прозрачности, но бодро подвязывала дренажные мешочки и делала растяжку прямо в коридоре: «Чтобы чувствовать себя живой». Ей с палатой не повезло: там все были хмурые, подсчитывали шансы уйти живыми и как будто не верили, что они есть. Даше бы в девятую, к Вале и Наде, но – не случилось.
Сегодня Даша – красавица. Паричок, черные волосы, острое каре, вместо бровей – жгучие татуировки, реснички приклеила, да и грудь – гляньте-ка! – вроде на месте. Значит, успела уже в магазин сгонять, все нужное подобрала – и бюстгальтер со специальными кармашками, и то, что в эти кармашки кладется. В общем, красотка. Молодец, не сдается.
Никому из своей хмурой палаты Даша не призналась, что врачи дают ей от силы год. Но она намерена прожить его так, как всегда мечтала, – бурно, с размахом и весело. «Ну что, девчонки, как я вам?» Девчонки захлебываются от восторга.
– Новенькая? – смотрит на Ларису.
– Новенькая.
– Без молока?
– Без.
– Тоже небось книжку эту прочитала, где написано, что если у тебя рак груди, так надо исключить все молочные продукты, и вылечишься?
Лариса опускает голову: точно, прочитала. А после кофе рассказывает: «Вы ж посмотрите на эту грудь! Даже найдешь ее не сразу, такая маленькая. Но троих детей выкормила, а тут вдруг – рак! Где ему тут уместиться?» Муж директор гимназии, два мальчика и дочка. Каждое воскресенье Лариса гладит 15 белоснежных рубашек – мужу, Васе и Диме на неделю. Устала. Говорит – просто хотела отдохнуть, все думала: вот бы уехать дней на пять, чтобы ни семьи, ни рубашек, ни обедов с пирогами. Нет, вы не подумайте, муж хороший, мальчишки замечательные, Ириша растет красавицей. Просто устала от рубашек этих, отдохнуть хотела. Кто ж мог подумать, что здесь…
Надя разгадывает спортивный кроссворд. Ей лет 65, несуразные очки, застенчиво-извиняющийся взгляд. И нежданная при такой внешности любовь к спорту. С ходу может назвать результаты всех футбольных матчей за последний месяц – что в Лиге наций, что в английской Премьер, что в немецкой Бундес. Если делает ставки, почти всегда выигрывает. Но ставит «по маленькой» – чтобы удачу не спугнуть. Когда только пришла, нервничала, как Лариса. А посмотрите на нее сегодня: завтра операция, а она кроссворды щелкает. «Ставки пару месяцев делать не буду, – говорит. – Нельзя мне сейчас удачей разбрасываться». Значит, все-таки волнуется.
Старшая медсестра Света, знаменитая чувством юмора – не поймешь, когда шутит, а когда всерьез, – инструктирует: «Завтра не едим, не пьем, надеваем кружевные трусики, остальное снимаем, ждем, когда за вами придут и отвезут в операционную».
Надя растерялась, вынырнула из тумбочки: «Что же делать? У меня нет кружевных. Без них на операцию не возьмут?» Девятая палата хохочет, хмурные тетки в коридоре недоумевают: ну как можно здесь смеяться, как можно? Лариса думает: «Повезло мне с палатой, все будет хорошо».
Когда свет уже погас, но еще никто не спит, Валя признается, что на всякий случай – все, конечно, будет хорошо, но на всякий случай нужно подумать и об этом – нашла мужу «хорошую женщину». «Он же без меня не сможет. Кто ему будет готовить, кто стирать? Так я с Тамарой, она через два дома живет, договорилась: если помру, придет она к моему Петровичу жить. Мужик он хороший, меня любит, но один не сможет, баба ему нужна». В девятой Петровича видели: приезжает каждый день, за руку держит, в глаза заглядывает – боится.
Ларису
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
