подопытной крысы. Мужчина пригладил растрепавшиеся светлые локоны и очень серьёзно произнёс:
– Ты – красавица. До чудовища тебе о-очень далеко.
Олеся перевела взгляд на стоящее неподалёку изваяние и медленно подошла к статуе.
– Я поняла, почему её проклятье меня не коснулось, – задумчиво сказала она. – Во мне теперь её кровь…
Обойдя каменную фигуру, девушка обняла обездвиженного возлюбленного со спины, прижалась щекой и прикрыла глаза.
– Димитрис, – позвала она, – можно ли как-то снять эту падаль?
– Теоретически да, – помедлив, ответил тот. – Но есть опасность повредить один из… – Он тщательно поискал подходящее слово. – …элементов.
– Мне плевать на дерьмо на его голове, – грубо срубила Олеся. – Хоть в пыль перемалывайте. Весь мир Вам только спасибо скажет.
– Но зачем это? – мужчина терялся в догадках. – Даниил – он же всё равно уже…
– Мы не знаем этого наверняка, – перебила его девушка и выглянула из-за статуи. – Зато теперь у нас есть почти неиссякаемый источник крови горгоны. – Она улыбнулась. – Средства, обладающего невероятной целительной силой. И я не успокоюсь, пока в том числе Даня вновь не улыбнётся мне.
Олеся повернула голову к изваянию, и кривая усмешка исказила хорошенькое личико.
– Не ту ты выбрала себе в наследницы, тварь…
Спустя примерно месяц в одном из тихих и уединённых уголков сада возле дома Димитриса появилась статуя мужчины, с удивительной точностью высеченная из простого серого камня, но, словно в тогу, закутанная в плотную бордовую ткань. Его волосы были будто чем-то примяты, на лице застыла напряжённая маска обречённости, а руки были странно подняты перед лицом, словно держали нечто объёмное, но исчезнувшее по какой-то причине. Специально для изваяния пожилой грек заказал просторную закрытую беседку, защищавшую её от дождей и птиц. Воздушное с окнами во всю стену строение вмещало в себя несколько удобных кресел, между которыми на многоярусных подставках росли цветы.
А ещё через пару месяцев у пожилого профессора кафедры древнего искусства университета в Солониках появилась молодая русская жена. По крайней мере, она числилась таковой по документам. Очень красивая и невероятно скромная девушка никогда не покидала дом своего супруга без Димитриса. И её ангельскую внешность портили только огромные, закрывавшие почти половину лица очки, из-за линз которых чуть печально смотрели на мир прозрачно-голубые аквамариновые глаза. Каждый день красавица приходила в цветущую беседку, садилась в одно из кресел и о чём-то говорила с безмолвным возлюбленным или молча слушала шёпот ветра, беззаботно блуждающего среди зелёных ветвей сада и шаловливо шевелящего тонкие занавеси на распахнутых окнах.
Иногда к ним присоединялся хозяин дома. Они что-то обсуждали, поглядывая на статую, и во взгляде девушки вспыхивали то надежда, то нетерпение и лёгкое разочарование. Но каждый раз, покидая обитель своего сердца, Олеся прижималась щекой к шершавому камню изваяния и произносила всего одно, самое важное для неё теперь слово:
«Скоро…»
