— Послушайте, вы любите меня, Шовелен?
— Вы не можете сомневаться в моем уважении и в моей преданности, сударыня.
— Вы стали бы служить мне против всех?
— Исключая короля.
— И в любом случае, если вы не одобрите то, что узнаете, вы останетесь нейтральным?
— Обещаю, если вы этого требуете.
— Ваше слово?
— Слово Шовелена!
— Тогда читайте.
И графиня протянула ему бумагу, самую необычную, самую смелую, самую забавную из всех, что когда-либо поражали взгляд дворянина. Маркиз сначала даже не мог понять ее смысла.
Это была адресованная папе просьба о расторжении брака графини с графом Дюбарри под тем предлогом, что она была любовницей его брата, а поскольку каноны религии запрещают какой бы то ни было союз в подобных случаях, то брак этот крайне необходимо признать недействительным; графиня добавляла: когда ее тотчас после брачного благословения предупредили, что она собирается совершить святотатство, о чем она до тех пор не догадывалась, ее охватил страх, и брак фактически не имел места.
Маркиз дважды перечитал это прошение и, возвращая его фаворитке, спросил, что она собирается с ним делать.
— По всей видимости, отослать, — ответила та со своим обычным бесстыдством.
— Куда?
— По адресу.
— Папе?
— Папе.
— И затем?
— Вы не догадываетесь?
— Нет.
— Боже мой, до чего вы сегодня непонятливы!
— Возможно; но так или иначе я не догадываюсь.
— Значит, вы подумали, что я покровительствовала госпоже де Монтессон, не имея своей цели? Значит, вы забыли о великом дофине и мадемуазель Шуэн, о Людовике Четырнадцатом и госпоже де Ментенон? Целыми днями призывают короля подражать своему прославленному предку. Так что им нечего будет сказать. Я, кажется, вполне стою вдовы Скаррона; и, кроме того, мне не шестьдесят лет.
— О сударыня, сударыня, что я слышу? — сказал г-н де Шовелен, бледнея и делая шаг назад.
В эту минуту дверь отворилась и Замор возвестил:
— Король.
— Король! — воскликнула г-жа Дюбарри, схватив г-на де Шовелена за руку, — это король, ни слова. Мы вернемся к этой теме как-нибудь в другой раз.
Вошел король.
Взгляд его устремился прежде всего на г-жу Дюбарри, однако первые слова обращены были к маркизу.
— Ах, Шовелен, Шовелен! — воскликнул король, пораженный тем, как изменились черты маркиза, — да неужели вы вправду хотите умереть? У вас действительно вид призрака, друг мой.
— Умереть! Господину де Шовелену умереть! — вскричала, смеясь, безрассудная молодая женщина. — Да, как бы не так! Я ему это запрещаю. Вы же помните, государь, предсказание, которое ему сделали пять лет назад на Сен-Жерменской ярмарке?
— Какое предсказание? — спросил король.
— Повторить его?
— Конечно.
— Надеюсь, вы не верите предсказаниям, государь.
— Нет; но даже если бы и верил, все равно говорите.
— Так вот, господину де Шовелену нагадали, что он умрет за два месяца до кончины вашего величества.
— И какой глупец предсказал ему это? — с некоторым беспокойством спросил король.
— Весьма искусный колдун, тот самый, что предсказал мне…
— Все это глупости! — перебил король с жестом явного нетерпения. — Пойдемте смотреть зеркало.
— Тогда, государь, надо пройти в соседнюю комнату.
— Идемте.
— Укажите нам дорогу, государь, вы ее знаете, ведь это дорога в спальню вашей покорной слуги.
Король в самом деле знал дорогу; он пошел первым.
Зеркало стояло на туалетном столике, оно было закрыто плотным покрывалом, которое по приказу короля упало, давая возможность любоваться подлинным шедевром, достойным Бенвенуто Челлини. Это зеркало в раме из массивного золота было увенчано двумя рельефными амурами, поддерживающими королевскую корону, и под ней, естественно, оказывалась голова того, кто смотрелся в зеркало.
— Ах, вот это великолепно! — воскликнул король. — Поистине Ротье превзошел самого себя. Я поздравляю его. Графиня, я, разумеется, дарю вам это.
— Вы дарите мне все?
— Разумеется, я дарю вам все.
— И зеркало и раму?
— И зеркало и раму.
— Даже это? — добавила графиня с улыбкой сирены, улыбкой, заставившей маркиза содрогнуться, особенно после того, что он несколько минут назад прочитал.
Графиня показывала на королевскую корону.
— Эту игрушку? — ответил король. Графиня слегка кивнула.
— О, вы можете сколько угодно забавляться ею, графиня; только предупреждаю вас, она тяжела. Но послушайте, Шовелен, неужели вы так и не развеселитесь даже в присутствии графини и в присутствии ее зеркала? А ведь она оказывает вам этим двойную милость, ибо вы видите ее дважды!
Королевский мадригал был вознагражден поцелуем графини.
Маркиз оставался безучастным.
— Что вы думаете об этом зеркале, маркиз? Ну-ка, скажите нам ваше мнение.
— Зачем, государь? — спросил маркиз.
— Затем, что вы человек с хорошим вкусом, черт побери!
— Я предпочел бы его не видеть.
— Вот как! Почему же?
— Потому что тогда, по крайней мере, я мог бы отрицать его существование.
— Что это значит?
— Государь, королевская корона в руках амуров помещена неудачно, — ответил маркиз с глубоким поклоном.
Госпожа Дюбарри побагровела от гнева. Смущенный король сделал вид, что не понял.
— Как так! Наоборот, эти амуры восхитительны, — сказал Людовик XV, — они держат корону с несравненной грацией. Посмотрите на их маленькие ручки, как они округлены; разве не кажется, что они несут гирлянду цветов?
— Это и есть их настоящее занятие, государь: амуры только на это и пригодны.
— Амуры пригодны на все, господин де Шовелен, — сказала графиня, — когда-то вы в этом не сомневались, но в вашем возрасте уже не вспоминают о таких вещах.
— Без сомнения; вспоминать об этом подобает молодым людям вроде меня, — со смехом сказал король. — Ладно, словом, зеркало вам не нравится.
— Не зеркало, государь.
— Но что же тогда? Уж не очаровательное ли лицо, которое в нем отражается? Черт возьми! Вы разборчивы, маркиз!