День пятый
Священник прочитал молитву, мистер Харди с полковником опустили тело миссис Флеминг в воду, и тут мы заметили, что в пределах видимости осталась только одна шлюпка. Вторая ночью куда-то делась. Все были подавлены этой дурной вестью, тем более что ей предшествовала кончина миссис Флеминг; один лишь Харди непривычно оживился и даже объявил, что собирается побаловать нас рыбным блюдом. Расчехлив нож, висевший у него на поясе, он занес его над головой, перегнулся через борт и стал вглядываться в воду. Тучи рассеялись, и освещенный солнцем полупрозрачный океан засверкал исполинским бриллиантом; не прошло и часа, как Харди молниеносно пронзил ножом воду и втащил в шлюпку огромную рыбину. Приплюснутую, почти метровой длины, буроватую, в пятнышках. Она билась на дне шлюпки, пока Харди не вспорол ей брюхо от жабр до хвоста, после чего, дернувшись еще пару раз, рыбина затихла.
— Кушать подано, — провозгласил Харди, поднимая улов на вытянутых руках, чтобы чешуя заиграла на солнце.
— Мы будем есть ее сырой? — не поняла Изабелла, а Харди хмыкнул:
— Ни в коем разе — запечем под чесночно-сливочным соусом.
Я поймала себя на том, что всерьез размышляю, как это можно сделать: если Харди сказал, значит, так оно и будет. Даже после того, как он роздал нам куски сырой рыбы, с которых стекала красноватая слизь, перепачкавшая его руки, эта иллюзия развеялась не сразу, и я за милую душу съела свою порцию, тогда как Грета едва успела перегнуться через борт, а Мэри-Энн вообще отказывалась, пока я не посоветовала ей представить, что мы пришли к ней на свадебный банкет и приступаем к рыбному блюду.
Жевала я не торопясь, хорошо понимая, насколько ценны для моего истощенного организма белок и влага. Еда оказалась слегка солоноватой — возможно, из-за того, что мистер Харди, выпотрошив тушку, промыл ее в океанской воде; но больше всего сырая рыба поразила меня своей фактурой. Она не расслаивалась, как запеченная, а оставалась плотной и мускулистой — почти живой. Разумеется, я бывала на фермах, где разводят коров и свиней, и знала, что даже в городе можно купить живую курицу, которую при тебе зарежут, поэтому я не заблуждалась насчет процесса превращения живности в еду. Но, поедая эту рыбину, я чувствовала, что вплотную подошла к тонкой грани, которая отделяет живое от мертвого; какие элегантные имена ни давай деликатесам — «coq au vin», «ангелы верхом», «омар „Ньюбург“» — жестокая реальность заключается в том, что выживание одного вида зависит от истребления других.
Рыба придала нам бодрости. Когда Аня Робсон внушила Чарли, что он кушает пирожок, у нас родилась идея по очереди называть любимые блюда и делать вид, будто мы сейчас пируем. Полковник рассказал забавную историю про армейское довольствие, а миссис Маккейн настолько увлеклась описанием воскресных обедов у них в доме, что ее пришлось остановить. Мэри-Энн смогла только повторить мою выдумку про свадебный ужин, а когда очередь дошла до меня, я выпалила:
— Ничего нет лучше сырой рыбы. Я вошла во вкус!
— Вот и славно — потом добавка будет, — отозвался мистер Харди.
Наши глаза на миг встретились. Он еле заметно кивнул, словно поблагодарил за услугу. Я ответила тем же и весь вечер с удовольствием вспоминала тот молчаливый диалог. Кстати, я давно ждала от Харди подобного знака внимания, но уже отчаялась. Потом я не раз пыталась перехватить его взгляд, но он либо не замечал, либо делал вид, и я отругала себя за назойливость.
Удачная рыбалка заметно укрепила наш дух после того случая с огнями. Казалось, все так просто: вот Харди достает нож, свешивается за борт — и вот уже вытаскивает из воды наше пропитание. Когда немногим позже это действо повторилось, Мария и горничная миссис Маккейн, Лизетта, стали беззастенчиво бросать на Харди томные взгляды.