просыпаться. Ида подняла голову:
– Лина, Лида, разве так можно? Вы же серые… от усталости…
Серые, не серые, но мы на целине ни разу не заболели. Закалили свое здоровье.
Я не помню, наверное, нам давали какие-то одеяла, а в основном мы тесно спали на своих нарах и таким образом грелись. Когда не на шутку стал задувать снежок в нашу хибару без двери – ее не успели сделать до уборки – Иван нашел большой кусок брезента и повесил его в проеме двери. Сразу стало уютнее и теплее. А потом пришла команда из вагончика и быстро слепила нам печку прямо около двери, чуть ли не впритык к брезенту. Вот это событие! Затопили нашу неуклюжую красавицу каким-то мусором, вода в принесенной кастрюле нагрелась, и девчата по очереди вымыли головы.
А ветер раздувал брезент, а снежинки долетали прямо в наш таз… Но никто не простудился. Закон фронта – там получают раны, но не простые человеческие болезни. А нас называли «трудовым фронтом»…
…Небо ранней осенью тут совсем другое, чем на Северном Кавказе. Его видно здесь от горизонта до горизонта. Ясно, что земля круглая. Почти всегда плывут огромные разноцветные облака, чаще всего очень низко над землей. Торопятся, обгоняют друг друга, сбиваются в темную тучу, потом опять разрываются в клочья. В редкие минуты отдыха есть чем любоваться, особенно если их подкрашивает закатное солнце. Поле напоминает нам, что земля – нескончаемый глобус. Как океан безбрежный – вот точное для него определение, привычное в литературе, так и поле здесь – безбрежное. Точно. Бывало, что мы одни на этой ровной, без единого бугорка на земле без конца и края, до всех линий горизонта вокруг нас.
А когда появляется другой комбайн, то сначала он выплывает очень медленно по склону «глобуса», сначала видно только точка, потом пыль от сыплющейся порезанной соломы, потом мостик и это все еще очень далеко. И долго, долго выползает он из другой стороны круглой земли, пока не покажется весь комбайн.
Боже мой, сколько же земли распахали! И тем удивительнее было вспоминать, о том кусочке зеленого оазиса, об островке счастья, открытого Санькой.
… Этот Санька был сначала «Иванушкой». Моложе всех белорусских механизаторов, русый чуб, глаза ярко-голубые. Герой из русских сказок. И Иванушку, как и в сказках, никто до поры до времени не воспринимал всерьез. Еще бы! Бригадир Иван, односложно руководил всей бригадой, а на него тратил иногда несколько предложений. Однажды нас разбудил крик Ивана.
– Ты куда опять ездил ночью?! Горючее жечь! И въехал в угол мазанки! Вот отберу у тебя трактор, будешь знать!
А когда мы мазали свою хату из плетня изнутри, то спали перед нею в ворохе соломы. Это было еще до работы в поле. Только зарылись в теплую солому, но какой-то трактор чуть не наехал на наши ноги, остановился и из него выпрыгнул наш Иванушка.
– Девчата, – впервые заговори он с нами, – поедем, я покажу такое место! Вам и не снилось такое! Вставайте! Не пожалеете!
Почему-то его послушались все. Наши мальчишки первыми вскочили, подавали нам руки и вот мы уже едем в прицепе.
– Тихо ты,– кричали девчонки,– сбросишь нас с прицепа и не заметишь!
Ида покрутила пальцем у виска:
– Все мы Иванушки! Зачем поехали, не зная куда!
Довольно скоро трактор резко остановился, все мы повалились друг на друга, заорали. Но выпрямились и замерли. Перед нами была стена леса. А наш провожатый уже стоял на земле, вытянул руку вперед и радостно кричал:
– Смотрите, любуйтесь! Вот он мой остров! Остров…счастья!
При свете фар мы двинулись за Иванушкой и не могли опомниться от изумления: узкая тропинка, видно, протоптанная парнем, а по ней тесно идти между высоких трав, неизвестных цветов, влажных, тяжелых от ночной росы, пахучих, ярких. А Иванушка вел нас, счастливый, оглядывался, улыбался, и вскоре мы оказались на поляне. Первое изумление прошло, и на всех нахлынула такая несказанная радость! Вспомнили настоящее имя этого удивительного парня:
– Санька, спасибо тебе! Ой, спасибо! Какая красота! А деревья до неба! А воздух – его не вдыхать надо, а пить, какой он густой и пахучий!– кричали наперебой все и прыгали от радости.
Девчонки обнимали Саньку, а мальчишки хлопали его по плечам. А он, тронутый таким непривычным вниманием к себе смеялся, и прятал чуть повлажнейшие глаза.
Разожгли костерок на этой пахучей поляне, спели много хороших песен. Все время удивлялись, как уцелел среди бескрайних полей этот уголок России! Верхушки березок терялись в темноте ночи… Наверное, такой же неравнодушный человек, художник и поэт в душе, как наш Санька, не распахал когда-то небольшой кусочек зелени и он вырос в степи до рощицы. Спасибо доброму человеку!
…Сауле. У меня были друзья в Ералиево, но только о ней я говорю «моя Сауле». О ней можно писать долго, но обо всем не успеешь. Писать о каждом прожитом дне вместе со мной и с Наташей? Она стала другом нашей семьи так же, как и ее любимый муж Уали. Но он друг отдаленный, а Сауле всегда рядом. Я старше ее, а Наташа на столько же лет моложе Сауле. Они вели разговоры о литературе, а мы с Сауле о литературе и о школе. Днем не до этого, а вечером мы ходили по шоссе и не могли наговориться обо всем на свете.
– Почему Вова на уроках смотрел на меня, мне казалось – осуждающе? А когда он, бывало, приносил от вас пирожки или оладьи, я думала, что он делает это с усилием, скорее бы дать их мне и убежать?
Это заявление стало для меня необъяснимым открытием! Сауле как бы пожаловалась мне? Не понимаю… Она сказала мне эти слова уже по скайпу из далекой Алма-Аты. Об очень печальном от нее известии даже писать не могу…
– Сауле, почему же ты ничего подобного не говорила мне раньше в Ералиевской жизни? И почему ты не подумала, что Вовка слушал тебя, боясь пропустить хоть одно слово! И любовался тобой, почему бы нет?
Я рассказала очень взрослому Володе о странном, как мне подумалось, заявлении Сауле.
– Сауле Сапашевна – лучший преподаватель литературы, есть ли еще такие!– коротко ответил мой сорокалетний сынок.
Во время страшного дефицита Сауле находила способ, чтобы купить моим детям какую-то одежду, Наташе отдавала свои платья… Некоторые курточки моих детей-старшеклассников хранятся до сих пор у нас, и никогда рука не поднимется выбросить их и даже отдать хорошим людям, потому что они напоминают нам ее.