— Должно быть, ваш ревнивый поэт рассказал вам о моих мальчишеских подвигах, но он не знает ничего обо мне как о взрослом мужчине. Так что нельзя сказать, что я получаю извращенное удовольствие, поддразнивая невинного.
— В таком случае, с какой целью вы все время досаждаете мне?
— С той же целью, что и любой мужчина, ухаживающий за женщиной.
Смех Кэтрин рассердил Алека.
— Должно быть, вы шутите.
— Нисколько. — Алек наклонился к уху Кэтрин: — Вероятно, мне следует проводить вас на галерею и напомнить, насколько я искренен.
Кэтрин нахмурилась и резко отстранилась:
— В отношении поцелуев — да. Но это не одно и то же. Люди вашего сорта всегда искренни в отношении поцелуев.
Алек посмотрел на нее, прищурившись:
— Это какого такого сорта?
— Вы же знаете — светские мужчины.
— Даже светские мужчины должны жениться, — раздраженно заявил граф.
— Да, но не на каких-то там дочерях сквайров с деревенскими манерами. Тем более если вы обладаете титулом, столь же древним и почетным, как сама Англия.
— Какие другие причины у меня могут быть для того, чтобы ухаживать за вами?
— Не следует думать, что если я деревенская девушка, то до такой степени наивна. Я хорошо знаю, что мужчины вроде вас ищут в ухаживании лишь развлечения. А поймав зайца, тут же исчезают, в то время как заяц тушится в кастрюле.
Упрямое желание Кэтрин думать о нем столь плохо раздражало Алека все сильнее. Он притянул девушку поближе.
— Я как-то не вижу в вас зайца, Кэтрин.
Мисс Меривейл очень ловко снова отстранилась, восстановив прежнюю дистанцию.
— Это потому, что я не собираюсь им быть. Никогда. Проклятие, да у нее защитные редуты покрепче, нежели на португальской горе Пенеда. Ему не следовало целовать ее на галерее — это только ухудшило ее впечатление о нем. Но как он мог воспротивиться подобному приглашению?
К сожалению, только правда о том, как он жил за границей, способна изменить ее мнение о нем, но в то же время породить вопросы, на которые он не хотел бы отвечать. Например, вопрос о его финансовом положении или роде занятий в Португалии.
Нет, лучше предоставить ей возможность узнать его характер — тогда она сможет убедиться, что ее впечатления о нем ошибочны. Но будет ли этого достаточно?
— Ваш цинизм порожден отношением к своему отцу и его «стремлением совращать все то, что в юбках»? — спросил Алек.
Кэтрин густо покраснела.
— О Боже, да вы слышали весь наш разговор на галерее!
— Достаточно для того, чтобы понять, что мнение о своем отце вы распространяете на всех мужчин. Всего лишь потому, что единственный известный вам мужчина оказался развратником…
— Я знакома со многими хорошими мужчинами, уверяю вас. Мой дедушка жил с нами, пока не умер шесть лет назад. Он был человеком порядочным и строгих правил.
— Как Сидни?
— Да. И как отец Сидни. Я не раз бывала в поместье Ловеласа и видела, как там достойно и правильно живут люди. Они уважают друг друга, вежливы и внимательны, а не… — Кэтрин осеклась. — Я решила, что никогда не позволю себе из-за влечения к мужчине совершить нечто такое, о чем впоследствии буду сожалеть.
— Я чувствую себя польщенным: на галерее ради меня вы нарушили это правило.
Кэтрин упрямо вскинула подбородок:
— Это был всего лишь эксперимент, цель которого — напомнить, что мое решение относительно Сидни правильно. А теперь с этим экспериментом покончено. Навсегда.
Черт побери, она уже подвергла его испытанию и осудила без суда и следствия. Если Алек не предпримет что-то в самое ближайшее время, она станет избегать его. А как он тогда убедит ее в достоинствах своего характера?
В особенности если она станет сравнивать его со своим драгоценным, идеальным поэтом, который обладает безупречными манерами. Алек бросил взгляд в ту сторону, где стоял Ловелас. Сидни не слушал нескончаемую болтовню миссис Меривейл, а пристально следил за танцующими Алеком и Кэтрин.
Время менять курс. Ловелас попросил две недели. Этого времени достаточно для Алека, чтобы придумать другой план, который поможет завоевать мисс Меривейл.
— Вы упускаете великолепную возможность, — проговорил Алек.
— Позволить вам поймать меня и затолкать в кастрюлю? — спросила Кэтрин.
— Нет, поставить Ловеласа в такое положение, чтобы он сделал вам предложение.
Алек почувствовал, как девушка нервно стиснула ладонь в кулак.
— Что вы имеете в виду?
— Ревность — могучее чувство, дорогая моя. Возможно, ваш Сидни подумает, что теряет вас, и решится сделать предложение.
— Или же решит, что я бессовестно флиртую и недостойна стать его женой.
— Разыгрывание роли давно страдающего друга не сработало, не так ли? Вы до сих пор ожидаете от него формального предложения.
Нижняя губа Кэтрин задрожала.
— Он говорит, что скоро его сделает.
— Через две недели. И только лишь потому, что вы настаиваете. Вы в самом деле в это верите? Нет, он не пойдет на решительные действия до тех пор, пока не поймет, что вынужден на это пойти. И вы должны убедить его в этом.
— Заставив ревновать?!
— Именно.
— Догадываюсь, каким образом вы предполагаете это организовать, — язвительно заметила Кэтрин.
— Все очень просто: я флиртую с вами на людях до тех пор, пока ревность Ловеласа не вынудит его сделать вам предложение.
Кэтрин удивленно вскинула брови:
— Интересно, и что от этого имеете вы? «Брак, надеюсь…»
— Вы же говорите, что такие люди, как я, получают удовольствие от ухаживаний. Что ж, — Алек погладил Кэтрин по талии, — я буду за вами ухаживать.
Испуг промелькнул в глазах девушки. Хорошо. По крайней мере она не была столь безразлична, как притворялась. Алек демонстративно пожал плечами:
— Но если моя идея поухаживать за вами беспокоит вас, то в этом случае она не сработает. Вы безумно в меня влюбитесь, и все закончится тем, что у вас будет разбито сердце.
— Не преувеличивайте своих достоинств.
— Разумеется, я тоже рискую. — Например, существует опасность того, что Ловелас сломается раньше и сделает Кэтрин предложение до того, как Алек успеет завоевать ее. — Я тоже могу безумно влюбиться в вас, а вы сбежите с Ловеласом, и тогда будет разбито мое сердце.
Кэтрин презрительно фыркнула:
— Нуда. Вы раздадите все свои богатства бедным и сделаетесь скромным приходским священником в деревне.
— Поскольку вы настолько хорошо разобрались, что собой представляют мужчины такого сорта, как я, — Алек хитро прищурился, — то вам нет необходимости сопротивляться. Знание — лучшая защита.
