церемоний ездил к ней в таратайке прямо в халате, с шампанским, конфетами, кренделями, копчёной миногой и подарками для её дочки Милочки. Хлопая пробкой, кричал: «Са фэ ля фэт!»[24]
Галина жила одна, она рассталась с мужем, когда Милочка была ещё ребёнком. В молодости Фёдор Босов был многообещающим актёром, представлялся как Теодор, задавал вопрос «быть или не быть», ловко махал шпагой, в роли Лемминкяйнена не хотел утепляться и в мороз ходил по сцене неотапливаемого театра в лёгкой рубахе. Он прекрасно пел густым низким голосом «Куплеты Мефистофеля». На свадьбе Урсулы и архитектора за двадцать марок весь вечер бренчал на рояле и убеждал гостей, что «Satan conduit le bal»[25]. Галина тоже что-то пела и именно тогда произвела на отца невесты большое впечатление, которое легло в основу их долгих и нежных чувств.
Потом Босов увлёкся красными идеями, уехал в Петроград, сверг монархию, Временное правительство, разогнал Учредительное собрание и положил начало Гражданской войне. Он был бунтарь, о семье не думал, всё мещанское было ему чуждо. Галина про мужа не вспоминала, она стала любимой моделью и собутыльницей художника Тролле. К Милочке отец иногда приходил во сне – играли на фортепиано в четыре руки и пели. Девочка росла без родственников, но на этот счёт совершенно не беспокоилась – мамин друг Пяйве вполне заменял ей если не отца, то доброго заботливого дядюшку.
Анна и Эйно были равнодушны к дедушкиной второй жене, Галину же с Милочкой любили как родных. Все, кроме Арви (ему было плевать), надеялись, что Пяйве бросит самодуру и женится на русской актрисе, но это было совершенно невозможно. Дедушка жил на широкую ногу за счёт супруги, развод стал бы для него, как он выражался, «финансовой катастрофой». В глубине души толстенький, розовощёкий, симпатичный Пяйве надеялся, что поезд с самодурой трагически сойдёт с рельсов или вылетит куда подальше, как это произошло в 1895-м в Париже, и останется он безутешным вдовцом с подросшими внучкáми, любовницей и приличным состоянием. В ящике письменного стола Пяйве хранил фотографию знаменитого крушения на Монпарнасе, иногда доставал и долго разглядывал.
Галина вывела дочь на сцену в совсем юном возрасте. Милочка была очень похожа на неё внешне, но характером – более замкнутая, мечтательная, будто отвлечённая от всего земного, хотя, конечно, любила конфеты, котят и глупые шутки весельчака Пяйве. Милочка замечательно перевоплощалась, могла изображать мальчиков, гувернанток, старичков, с успехом играла роль Шарлотты Ивановны, совершенно вжилась в её образ, научилась разным фокусам, даже делала что-то вроде сальто мортале.
Маленькая Анна всем сердцем любила Милочку, относилась к ней как к старшей сестре. Та нежно звала её Аннушка. Русский вариант имени прилепился к девочке, в семье все стали так её называть. Вернувшись из Хювинкаяе, Анна прочитала подруге стихи про селёдку (решили сделать инсценировку) и про шкаф:
Вот старый шкаф резной, чей дуб в разводах тёмных
На добрых стариков стал походить давно;
Распахнут шкаф, и мгла из всех углов укромных
Влекущий запах льёт, как старое вино[26].
– Аннушка, в пьесе тоже есть шкаф, «шкафик свой родной» целует Раневская. И у меня есть старый шкаф, огромный, я даже не знаю, что в глубине хранится. Наверху заряженное ружьё, его из-за шишечек не видно.
– Зачем тебе ружьё?
– В следующий раз я буду стрелять.
– В кого это?
– В тех, кто захочет нас убить, меня и мать.
– За что?
– Просто так.
– Вас хотели убить?
– Да, чуть не убили. Возможно, из-за моего отца. Или просто потому, что мы между собой говорим по-русски.
– А кто твой отец?
– Я его плохо помню. Одержимый человек.
– Чем он одержим?
– Мировым пожаром.
– Хочет всех поджечь? Для чего?
– Для революции. Ему зябко, хочет погреться у её святого костра, так мама говорит. Давай пороемся в шкафу, там куча тряпок, может, тебе что-нибудь пригодится, сошьёшь бальное платье своей Каролине.
– Она не поедет на бал.
– Почему?
– Я её уронила, треснула голова, выпал глаз.
– Не расстраивайся. Ну что ж, Сезам, откройся! Вот вход в таинственный мир.
– Как скрипит!
– Да, будто поёт. Дверцы ветхие, кривые. В шкаф пробираются мышки, хотят в кружевах устроить гнёзда, чтобы мышата спали в красивых колыбельках. Тут полно старых кружев.
– У мамы тоже полно, только новых.
– Знаю. Твоя матушка мастерица. Прости, Аннушка, мне надо прилечь.
– Голова закружилась? Что сделать?
– Я полежу, а ты подержи меня за руку.
Анна знала, что у Милочки нервная болезнь, что однажды с ней и Галиной произошёл ужас и с тех пор у них не получается до конца поправиться – даже если танцы, праздник, именины, могут вдруг окаменеть и начать что-то просматривать внутри себя, наблюдать какие-то непостижимые картины.
– Я почешу тебя ноготками.
Девочка чесала Милочке руки, мяла ступни, тёрла кулаками спину, вспоминая, как мать трёт Эйно. Говорила первое, что придёт в голову, болтала ерунду, задавала дурацкие вопросы, громко смеялась, чмокала, однажды укусила в щёку – лишь бы вывести подругу из лабиринта диких воспоминаний.
Весной 1918 года у актрис Босовых погиб Великан – их бишончик, любимая старенькая болонка. Великана разорвали дикие собаки, которые бегали по Папульской горе. Всё случилось на глазах у женщин. Они медленно шли по тропинке, вдыхая мокрый сосновый воздух, Великан был спущен с поводка, гулял по проталинкам, утопая тоненькими лапками в черничнике, обходя рыхлые сугробы. Неожиданно послышались лай, рычание, сопение и откуда-то сверху принеслась стая косматых бесов, на собак не очень-то похожих. Они накинулись на Великана и стали его убивать, он даже не успел ничего возразить. На крики женщин прибежали юные лыжники из спортивного кружка, за ними – пожилой учитель Юкка Миелонен. Они начали махать палками, двое пустили в ход русские матерные заклинания. Собак отогнали, но было поздно – Великан превратился в кровавую шкурку.
Дали знать Пяйве, он приехал в своей таратайке с коньяком и красными глазами. Усопшего положили в шляпную коробку с двуглавым орлом и надписью «Не боится воды». Галина, утирая слёзы, покрыла Великана надушенным носовым платком, Милочка дала ему в последний путь им же некогда погрызенный томик Шекспира. Великана отвезли на Собачье кладбище, там русский мужичок Аким за марку и бутылку клюквенной вырыл могилку. Верного друга закидали землёй, Милочка прочитала свой любимый сонет «Зову я смерть…».
Смерть не заставила себя ждать – пришла за Босовыми через две недели. Слаженные действия финских егерей и немецких воинов осложнили положение красных, совет народных уполномоченных спешно отплыл в Петроград,
