любой возможностью делать почти все, что захочу. Но я знаю, что до сих пор сломлена. Я знаю, что навсегда сломлена.
Мое прошлое почти убило меня. Теперь я просто словно рубцовая ткань и оголенные провода.
Настоящее время:
— Эй, девочка, ты готова?
Выходя из кабинета, я закатываю глаза глядя на ухмылку Деборы.
— Это всего лишь ужин, Деб.
— Ох, просто ужин? — вздыхает моя ассистентка. — Ты имеешь в виду единственный “ужин”, который я наблюдаю у тебя за два года работы?
Я снова закатываю глаза.
— Деб, я хожу на свидания, хорошо?
— А? Когда? Потому что в последнее время, когда я проверяла, а по крайней мере половина моей работы, это знать весь ваш график. Итак, когда именно ты ходишь на все эти свидания?
Я хмурю брови пропуская румянец.
— Просто я была очень занята, вот и все. Но я хожу.
— Угу, — сухо отвечает она.
Она настаивала на этом “свидании” с Пирсом, старшим братом своей подруги, уже почти два месяца. Мне удавалось уворачиваться от него снова и снова. Но в конце концов ей удалось прорваться сквозь мою защиту. Или, может быть, я просто сказала "да", чтобы она перестала спрашивать меня об этом. Я имею в виду, к черту все. Это одно дурацкое свидание за ужином. Я могу вести светскую беседу и улыбаться в течение полутора часов, а затем уйти, верно?
— Ну, думаю, мне пора идти. Не хотелось бы заставлять Пирса ждать, иначе я никогда не узнаю, когда это закончиться.
Она хмурится.
— О, пожалуйста, он настоящий джентльмен…
— Я имела в виду — тебя.
Она усмехается.
— Туше. — Она нахмурила брови. — Подожди, ты же знаешь, что у тебя нет времени забежать домой.
— Я знаю. Я просто пойду прямо в ресторан.
— Вот так? — Деб корчит гримасу
— И что, черт возьми, это должно означать?
— Ничего! Я просто имею в виду… Я имею в виду, ты планировала переодеться? — Она смеется.
— Нет, но я чувствую, что ты сейчас скажешь мне, почему я должна это сделать.
Она закатывает глаза.
— Девочка, ты горячая штучка. Ты же знаешь, что ты горячая. Но ты зажигаешь в этой комбинации юбки-карандаша и блузки в зале заседаний, как босс.
— И что? — Я хмурюсь
— Но ты едешь в Chez Patise на обед за тысячу долларов, а не за стол переговоров с транспортной компанией.
На этот раз мои глаза все же закатываются.
— Deb…
— Так вот, я знаю, что это полностью выходит за рамки должностных обязанностей, но ты можешь поблагодарить меня позже…
Я смеюсь.
— Э-э-эм…
Она исчезает в боковой комнате, затем вальсирует обратно, неся на вешалке черный чехол от Dior.
— Деб…
— Просто примерь, ладно? — расстегивая сумку, она показывает потрясающее маленькое черное платье.”
— Деб, я не иду на премию "Грэмми".
— Нет, но ты саботируешь это свидание еще до того, как оно начнется. Нина, Пьер горячий, высокий, богатый, не такой богатый, как ты, но партнер в своей фирме и милый парень. Он идеален.
— Значит, ты с ним и встречайся!
Она стонет.
— Хотелось бы.
— Нет, серьезно! — смеюсь я. — Надень платье и иди на это свидание вместо меня. Пожалуйста.
Она смеется и протягивает мне пакет.
— Иди одевайся, псих. Ох, и… — она хмурится, глядя на меня. — Насколько мы привязаны к этим очкам?
— Насколько ты привязана к своим глазным яблокам? Потому что без них я слепа, как летучая мышь.
— Ты никогда не думала о контактных линзах? Лазерная коррекция?
— В четверг, в семь вечера, Деб?
Она смеется.
— Ладно, оставь очки при себе. Ты можешь ошеломить за счет этого сексуального взгляда ботаника.
— О, боже, именно то, что я хотела, — ворчу я. Но я позволяю ей проводить меня обратно в кабинет где неохотно переодеваюсь в платье. Но когда я смотрю в зеркало, то не могу удержаться от улыбки. Ладно, я действительно выгляжу довольно сексуально. И я меняюсь в лице.
Вся разодетая, но все это неправильно. Мне не нужен милый, аккуратный, с квадратной челюстью, именной партнер в его фирме кукла Кен.
Мне нужен зверь.
— Поэтому я смотрю на него и просто говорю: “И Вот как ты исполнишь обратный возврат!” — хохочет Пьер, заканчивая свой рассказ. И на самом деле это здорово, потому что это подсказка, что пришло время смеяться.
— Ух ты, как весело! — Я улыбаюсь, и быстро скрываю это глотком вина. Я понятия не имею, как играть в ракетбол, и не имею ни малейшего желания его понимать. Однако у Пьера это, по-видимому, очень хорошо получается. По крайней мере, он мне так сказал. Неоднократно.
— Я знаю, верно? — Он хихикает. — Говорю тебе, Сандерсон этого не предвидел. Выражение его лица было бесценным.
— О, могу только представить, — вежливо улыбаюсь я.
— Да, но безумное в истории: дедушка Сандерсона — не кто иной, как Диего Сандерсон.
— О… да? — Кажется, это должно что-то означить для меня. Или, возможно, так и было бы, если бы я знала все о ракетболе.
— Ага! Этот человек буквально изобрел обратный возврат! А потом его собственный внук обучается этому!
— Ух ты! Очаровательно!
Мы сидим уже пятнадцать минут, но это уже одно из самых мучительных свиданий в моей жизни. Дело не в том, что Пьер плохой парень, это не так. Он и очарователен, и красив, и очень мил. Но этому просто не бывать.
Он лучший юрист в состоятельной юридической фирме. Я веду логистику для одной из самых печально известных жестоких и могущественных преступных организаций в стране. Пьер вырос со школой-интернатом, Европейскими каникулами и трастовым фондом. Я едва пережила свое детство.
Но дело, не только в этом. Дело не только в том, что наша работа находится буквально на полярно противоположных концах правового спектра. Или то что мы выросли при совершенно разных обстоятельствах. Дело в том, что в глубине души мы очень, очень разные люди.
Я никогда не буду частью его мира. Неважно, какие у меня сейчас деньги, влияние и власть. Как бы хорошо я ни одевалась и как бы ни была умна. Я никогда не буду из тех, кто играет в загородном клубе, и становиться мокрыми из-за подачи в ракетболе.
Я слишком сломлена для этого. Слишком повреждена. Слишком много шрамов.
— Эй, хочешь послушать сумасшедшую историю про новый паркет, который только что постелили в ракетбольном клубе?
Абсо-блядь-лютно нет.
— Конечно! — Я болезненно улыбаюсь. — Но сначала, если позволишь, я схожу в дамскую комнату.
Пьер вскакивает
