— Сколько лет прошло! — шептала Лесли. — Как ты думаешь, что они без нас делали?
— А на чём мы кончили?
— Завоевали злых дикарей на северной границе. Но мосты и дороги пришли в негодность, и мы долго не могли вернуться в родные края.
Да, ничего не попишешь — королева! Джесс хотел бы говорить вот так же.
— По-твоему, что-нибудь случилось? — спросил он.
— Мужайся, король. Всё может быть.
Они молча перешли речку. На другом берегу Лесли подняла две палочки и прошептала:
— Твой меч, сир.
Джесс кивнул. Они пригнулись и поползли к замку, как сыщики в сериале.
— Эй, королева! Гляди! Там, там, сзади!
Лесли повернулась и стала сражаться с вымышленным врагом. Подоспели другие, шум битвы огласил Теравифию. Страж королевства радостно бегал кругами, не осознавая по молодости, как велика опасность.
— Отступают! — вскричала отважная королева.
— Ого-го-го!
— Гони их, сир! Пусть знают, как нападать на наш народ!
— Улю-лю! Эй! Ого-го!
Они гнали врага, потея в своих тёплых куртках.
— Ура! Теравифия снова свободна.
Король сел на бревно и отёр пот, но королева не дала ему рассиживаться.
— Сир, — сказала она, — идём в сосновую рощу, возблагодарим за спасение.
Джесс пошёл за ней, и они молча постояли в полумраке.
— Кого благодарим? — шепнул он.
— Ой, Господи! — она смутилась, ей было легче с феями, чем с Богом. — О, духи рощи!
— Десница Твоя — помощь наша, — сказал он, не помня толком, где это слышал, но чувствуя, что Лесли одобрила его взглядом и снова заговорила:
— Храни Теравифию ради народа её и нас, его правителей.
— И ради собачки.
— Ради принца Териана, стража и шута.
— Аминь.
Им удалось не хихикать, пока они не вышли из рощи.
Через несколько дней после встречи с врагами у них была совсем другая встреча. Лесли вышла на переменке, сказав Джессу, что идёт "по делу", как вдруг остановилась, услышав в уборной плач.
— Чушь какая-то, — тихо сказала она. — Судя по ногам, это Дженис Эйвери.
— Ну что ты!
Он не мог представить, что Дженис плачет на стульчаке.
— У неё одной на кроссовках написано "Уиллард Хьюз". И потом, там столько дыму, хоть маску надевай.
— А ты уверена, что она плачет?
— Уж это я всегда разберу!
Господи, что ж это с ним! От Дженис он видел только беды, а сейчас почувствовал ответственность, словно за лесных волков или китов, выброшенных на сушу, о которых слышал у Бёрков.
— Она не плакала, когда её ребята дразнили из-за Уилларда.
— Да, я знаю.
Он посмотрел на Лесли.
— Что нам делать?
— Делать? — повторила она. — В каком смысле?
Нет, как же ей объяснить?
— Лесли, если бы она была зверем, мы бы должны были ей помочь?
Она странно на него посмотрела.
— Ты же всегда ко мне с этим пристаёшь, — сказал он.
— Но это Дженис...
— Если она плачет, что-то не так.
— Что ж ты думаешь делать?
Он покраснел.
— Не могу же я войти в женский сортир.
— А, ясно! Посылаешь меня в акулью пасть. Нет уж, спасибо, мистер Эронс.
— Лесли, честное слово... я бы пошёл, если бы мог. — Он искренне так думал. — Ты что, боишься её?
Он не хотел грубить, он просто удивился, что Лесли чего-то боится.
Она сверкнула глазами и гордо откинула голову.
— Ладно, иду. Только знай, Джесс Эронс, это очень дурацкая мысль!
Он побрёл за ней в коридор и спрятался в ближайшей нише, чтобы быть близко, если Дженис её выгонит.
Дверь за Лесли закрылась. Сперва было тихо, потом Лесли что-то сказала, а уж потом хлынули вопли и рыдания. Слава Богу, рыдала не Лесли, но говорили обе разом, пока не прозвенел звонок.
Никак нельзя, чтобы тебя застали перед женским сортиром, но можно ли уйти, покинуть линию огня? К счастью, поток ребят подхватил его, все бежали вниз. Он ещё слышал плач и крики.
У себя, в пятом классе, он стал смотреть на дверь, ждать Лесли. Ему казалось, что она войдёт еле живая, как койот в фильме, но она улыбалась, и вроде бы её никто не бил. Протанцевав к миссис Майерс, она тихо извинилась за опоздание, а та одарила её улыбкой "Особая, для Лесли".
Как же узнать, что случилось? Если послать записку, её прочтут. Лесли сидела спереди, сбоку, там не было ни корзинки, ни точилки для карандашей, так что и предлога не найдёшь пройти мимо. На него она не глядела, это уж точно. Сидела прямо, и вид у неё был довольный, как у мотоциклиста, взявшего четырнадцать препятствий.
После уроков она направилась к автобусу, и Дженис ей криво улыбнулась, пробираясь на задние места, а Лесли взглянула на Джесса, как бы говоря: "Видал?" Он буквально с ума сходил от любопытства, но она ничего не сказала и в пути, только взглянула на Мэй Белл, словно намекая: "Не при детях!"
Когда уже совсем стемнело, она наконец снизошла к нему.
— Знаешь, чего она плакала?
— Откуда мне знать? Господи, да скажи ты! Что там у вас творилось?
— Она очень несчастная, понимаешь?
— Да чего она ревела?!
— Это очень сложно. Теперь я знаю, почему ей нелегко с людьми.
— Говори, а то я лопну!
— Ты слышал, что отец её бьёт?
— Кого только не бьют! Ты скажешь или нет?
— По-настоящему избил, как в тюрьме, — она покачала головой, — ты представить не можешь.
— Она поэтому и плакала?
— Что ты! Она привыкла. Из-за этого она бы в школе плакать не стала.
— Так чего ж тогда?
— Понимаешь...
(Господи, вечно она так, всю душу вытянет).
... сегодня она так озверела, что рассказала своим подружкам.
— Вот это да! — охнул он.
— А эти... эти... — она тщетно искала слово, — девицы растрепали всему классу.
Ему стало страшно жалко Дженис.
— Даже училка знает.
— Да...
В школе было правило, куда важнее директорских: домашние дрязги не рассказывают. Если родители бедны, или злы, или необразованны, хуже того — если они не хотят купить телек, дети обязаны защищать их. Завтра вся школа будет измываться над папашей Эйвери. Да, у многих отцы — в психушке, а у кого — и в тюрьме. Но они своих покрывают, а Дженис — выдала.
