Конечно, нельзя сказать, чтобы она им восторгалась или хотя бы заинтересовалась, но она по-настоящему слушала. Она одарила его своим вниманием.
Я видела, что этот мальчишка для нее существует.
И существовал он по меньшей мере минут десять.
А поскольку учился он в ее классе, один Бог знал, сколько он может еще просуществовать без моего ведома.
Какая гнусность!
Тут следует кое-что пояснить.
До четырнадцати лет я делила человечество на три вида: женщины, маленькие девочки и нелепые существа.
Прочие различия казались мне несущественными: богатые и бедные, китайцы или бразильцы (немцы стояли особняком), господа или рабы, красивые или уродливые, молодые или старики – все эти различия были, конечно, важны, но не раскрывали человеческой сути.
Женщины были очень нужными людьми. Они готовили еду, одевали детей, учили их завязывать шнурки, наводили чистоту, создавали младенцев у себя в животах, носили интересную одежду.
Нелепые существа были совершенно ни на что не пригодны. Утром взрослые нелепые существа уходили «на работу», иначе говоря, в школу для взрослых, то есть в заведение определенно бесполезное. Вечером они встречались с друзьями – малопочтенное занятие, о котором я уже говорила.
На самом деле взрослые нелепые существа были очень похожи на нелепых существ-детей, с той существенной разницей, что они утратили прелесть детства. Нефункционально они не различались, их внешний облик тоже.
Зато между женщинами и маленькими девочками была огромная разница. Прежде всего, с первого взгляда было видно, что они не принадлежат к одному полу. И потом, их значимость существенно менялась с возрастом. Девочки с годами переходили от бесполезного детского существования к первостепенной роли женщин, в то время как нелепые существа оставались бесполезными всю жизнь.
Единственные нелепые существа, которые на что-то годились, были те, что подражали женщинам: повара, продавцы, учителя, врачи и рабочие.
Потому что эти профессии были прежде всего женскими, особенно последняя: на многочисленных пропагандистских плакатах, которыми изобиловал Город Вентиляторов, рабочие всегда были женщинами, толстощекими и жизнерадостными. Они так весело ремонтировали опоры высоковольток, что у них румянец играл на лицах.
Деревня не отставала от города. С плакатов смотрели только радостные и энергичные крестьянки, в экстазе вязавшие снопы.
Нелепые взрослые в основном делали вид, будто работают. Так, китайские солдаты, окружавшие гетто, притворялись опасными, но никого не убивали.
Я хорошо относилась к нелепым существам, тем более что их судьба казалась мне трагичной: они ведь были нелепыми от рождения. Они рождались с этой смешной штукой между ног, которой так трогательно гордились, и были от этого еще нелепее.
Нелепые дети часто показывали мне этот предмет, и я всегда хохотала до слез, что их весьма удивляло.
Однажды я не сдержалась и сказала одному из них с искренним сочувствием:
– Бедняга!
– Почему? – недоуменно спросил он.
– Это, должно быть, неприятно.
– Нет, – заверил он.
– Не «нет», а «да», это сразу видно, если вас по нему стукнуть.
– Да, но так удобнее.
– Что?
– Мы писаем стоя.
– Ну и что?
– Так лучше.
– Ты думаешь?
– Чтобы писать в немецкие йогурты, нужно быть мальчиком.
Я призадумалась. Наверняка должно быть какое-то средство, чтобы доказать мое превосходство. И со временем мне еще представится такая возможность.
Элитой человечества были маленькие девочки. Человечество существовало ради них.
Женщины и нелепые существа были калеками. Их тела своей несуразностью вызывали смех.
Только маленькие девочки были совершенны. Ничего не торчало из их тел, ни причудливые отростки, ни смехотворные выпуклости. Они были чудесно сложены, их силуэт был гладким и обтекаемым.
Они не приносили материальной пользы, но были нужнее, чем кто-либо, ибо воплощали собой красоту – настоящую красоту, которой можно только наслаждаться, когда ничто не стесняет, а тело есть чистое счастье – с головы до ног. Надо быть маленькой девочкой, чтобы понять, какой роскошью может быть собственное тело.
Чем должно быть тело? Только источником удовольствия и радости.
Если тело начинает тяготить – все пропало.
У прилагательного «гладкий» почти нет синонимов. И неудивительно, ведь словарь счастья и удовольствия во всех языках беден.
Да будет позволено мне употребить слово «обтекаемость», дабы объяснить обделенным природой, что такое счастливое тело.
Платон считал тело помехой, тюрьмой, и я сто раз соглашусь с ним, но только не в отношении маленьких девочек. Если бы Платон мог побыть девочкой, он узнал бы, что тело – это, напротив, источник свободы, самый головокружительный трамплин для прыжка в наслаждение, это прыгалки души, это салочки идей, ловкость и быстрота, единственная отдушина для бедного мозга. Но Платон ни разу не вспомнил о маленьких девочках, их слишком мало в мире идей.
Конечно, не все маленькие девочки красивы. Но даже на некрасивых девочек приятно смотреть.
А когда девочка хорошенькая или красивая, величайший итальянский поэт посвящает ей все свое творчество, маститый английский логик теряет из-за нее голову, русский писатель бежит из страны, чтобы назвать ее именем опасный роман, и т. д. Потому что маленькие девочки сводят с ума.
До четырнадцати лет я любила женщин, любила я и нелепые существа, но считала, что влюбиться в кого-то, кроме маленькой девочки, в здравом уме невозможно.
Поэтому, когда я увидела, что Елена уделяет внимание нелепому существу, я возмутилась.
Пусть она не любит меня.
Но чтобы она предпочла мне нелепое существо – это уже не лезло ни в какие ворота.
Значит, она все-таки слепая?
Но ведь у нее есть брат: не может же она не знать, что все мальчики обижены природой. Не может же она влюбиться в калеку.
Калек можно любить только из жалости. А Елене было неведомо это чувство.
Я не понимала.
Она что, правда его любит? Узнать это невозможно. Но ради него она перестала шагать с отсутствующим видом, она соблаговолила остановиться и послушать. Я никогда не видела, чтобы она кого-то баловала таким вниманием.
И так повторялось на многих переменах. Видеть это было нестерпимо.
Кто такой, черт возьми, этот нелепый? Я не была с ним знакома.
Я навела справки. Это оказался шестилетний француз из Вайцзяо-далу. Ну, слава богу, не хватало еще, чтобы он жил в одном гетто с нами. Но он общался с Еленой в школе по шесть часов в день. Это было ужасно.
