ответила Маняшка.
— Все там стоят?
— Нет. Может, и полтыщи не осталось. — Маняшка покосилась на офицера и, как бы нехотя, добавила:-Болтали люди, будто на Соколиновку двинулись.
— А ты по дороге не видела их отрядов? — продолжал допрашивать встревоженный офицер.
Маняшка засмеялась:
— Плохо ты знаешь их, ваше благородие. Они дорогами не ходят, лесом всё пробираются. В Сергеве о них и слыхом не слыхали в ту ночь. Спали все. А под утро они как налетели, как забабахали… Вот страсти-то! Главный-то офицер ваш, говорили, выскочил на крыльцо, а партизаны уж тут как тут, во дворе. Ну, тут и смерть нашёл.
Офицер, делавшийся всё более мрачным и озабоченным, подмигнул Демьяну. Тот, вытягиваясь через передок, хлестнул кнутом лошадей, и спустя несколько минут кошёвка остановилась перед двухэтажным домом купца Белина. А ещё через минуту Маняшка повторила свой рассказ лично штабс-капитану Ерунде.
На другой день разведчики партизанской армии, неусыпно наблюдавшие за дорогой Волчьи Норы-Соколиновка, донесли в штаб, что весь свой отряд, команду «армии содействия» во главе с Демьяном Штычковым и Евдокимом Юткиным и милицию штабс-капитан Ерунда лично повёл на Соколиновку.
Партизанская армия была начеку. Матвей приказал отрядам продвигаться с предельной скоростью. Партизаны шли всю ночь без отдыха, забыв об усталости и помня лишь наказ командующего: успех всего дела — в ногах.
На рассвете отряды были встречены передовыми конными заставами, высланными вперёд ещё с вечера. Донесения их были радостными: путь в Волчьи Норы открыт.
Близ полдня колонны партизанской армии вступили в село. Погода стояла пасмурная, холодная. Жгучий, порывистый ветер бил в лицо снежной крупой, но, невзирая на это, встречать партизан высыпали старые и малые. На площади у церкви Старостенко построил отряды, и Матвей обратился к ним и населению с речью.
После митинга, не теряя времени, Старостенко развёл отряды на участки обороны, а Матвей с Антоном отправились проверять их боеготовность.
Однако, как ни строга была в армии дисциплина, полностью избежать её нарушений не удалось, К вечеру в избах то там, то здесь послышались песни, улицы тоже оживились, и временами казалось, что войны нет и в помине.
Ерунда не сразу понял, что его одурачили. Наутро он бросился назад в Волчьи Норы. Однако многократные попытки его в течение дня выбить из села партизан не имели успеха. К вечеру он увёл свои отряды и остатки «армии содействия» в Жирово.
14
В середине ноября в Волчьих Норах состоялся съезд революционного крестьянства Юксинского края. Кроме делегатов от рабочих шахт и города, на съезд приехал председатель подпольного губревкома Тарас Семёнович Беляев. Делегаты собрались в большом доме купца Белина. Прежде чем открыть заседание, Антон Топилкин предложил почтить память погибших партизан вставанием.
Имя деда Фишки, как одного из организаторов армии, Антон назвал отдельно.
Съезд, на котором были и старые и молодые мужчины и женщины, партизаны и крестьяне, поднялся, и с минуту люди стояли в глубоком траурном молчании.
Потом Беляев выступил с большим докладом. Председатель губревкома под одобрительный гул и рукоплескания, временами прерывавшие его речь, говорил об РСФСР и международном положении, о начавшемся разгроме белогвардейских армий и бегстве иностранных интервентов, о задачах партизан, которые должны помочь Красной Армии добить Колчака. В резолюции, принятой по докладу, съезд с громадным подъёмом, с ликованием и восторгом провозгласил образование в тылу колчаковских войск таёжной советской республики как составной части РСФСР.
Вторым пунктом на повестке дня съезда стоял вопрос о посылке делегации партизан в Москву, к товарищу Ленину.
С докладом по этому вопросу выступил Матвей Строгов. Он говорил, что не за горами уже мирная жизнь и нужно посоветоваться с товарищем Лениным, как строить её, какое найти применение тем богатствам, которые таятся на бескрайных просторах Юксинского края.
В делегацию нужно было избрать пять человек — самых лучших и самых достойных.
Съезд ещё не успел наметить кандидатов, как вдруг, пристукивая посохом, вошёл сухонький старичок.
На мгновение сидевшие за столом, покрытым красной материей, люди замерли, не веря глазам своим. Потом Антон Топилкин прыгнул через скамейку и с криком «Дед Фишка!..» бросился старику навстречу.
Вскочили со своих мест и делегаты. Деда Фишку подняли на руки и понесли к столу. Обняв Матвея за шею, дед Фишка долго не отпускал его, глухо всхлипывая. Делегаты съезда наблюдали за ними со слезами на глазах.
— Пусть съезду расскажет, откуда он взялся, — предложил кто-то.
— Во-во! Просим! Рассказывай, дед Фишка! — закричали со всех сторон.
Дед Фишка, побледневший, худой, осунувшийся, нетвёрдо подошёл к столу и, волнуясь, проговорил:
— Я, слышь, мужики, начал жить второй век. Беляки хотели в могилёвскую меня отправить, а она, вишь, смерть-то, меня не принимает. Шесть недель лежал я в подполье на хуторе у ломовицкого мужика Терентия Залётова, под самым носом у белых. Приполз к нему, когда меня расстреляли вместе с мужиками из Васильевского посёлка, чуть живой. А сейчас в полной силе, стреляная нога вот только немного подгуляла. — Помолчав, он с улыбкой продолжал: — Вот выходит, раз уже похороненный был — по приметам это дюже хорошо: жить мне, нычить, ещё один век!
Делегаты бурно рукоплескали. Дед Фишка отошёл от стола и сел рядом с улыбающимся Беляевым.
Когда председательствующий Антон Топилкин попросил съезд начать обсуждение кандидатов в состав делегации к товарищу Ленину, из зала многоголосо выкрикнули:
— Деда Фишку!
