Книга Исгерд. Ледяная жрица - Полина Грийе

Женщина еще немного постояла, ожидая от меня какой-либо реакции, но так и не дождавшись, ушла, сказав напоследок, что ее зовут вайи Рида, и если мне что-то понадобится — сообщить ей.

Я равнодушно окинула взглядом аскетично обставленную комнату: узкое окно-бойница, из которого виднелась поляна с хозяйственными постройками, жесткая койка застеленная тонким одеялом, маленький письменный стол с подсвечником на три свечи и книжной полкой над ним, два стула с высокими спинками, платяной шкаф, и маленькая дверка, за которой скрывался умывальник и некое подобие туалета.

Над маленьким рукомойником висело мутное пыльное зеркало, в котором я сейчас и разглядывала себя, равнодушно отмечая произошедшие изменения: длинные некогда светлые волосы потемнели и слиплись от грязи, свисая неопрятными патлами, лицо все в кровавых разводах, от виска, ближе к уху, от линии роста волос к скуле — воспалившийся рубец, отекшие нос и глаза, со следами удара в переносицу — огромным разноцветным синяком, переливающимся от желтого до лилового, разбитые губы потрескались, покрывшись некрасивыми коростами. Платье местами разодрано, правая рука перебита до кости и висит безжизненной плетью. Красотка да и только. Неудивительно, что эта Рида так испугалась меня.

Воды в рукомойнике было явно маловато для того, чтобы привести себя в более менее приличный вид, поэтому я ограничилась лицом и ладонями. Отрывать грязные заскорузлые тряпки от предплечий, где были самые глубокие и страшные раны, которые все же пришлось перетягивать, я не решилась. И хоть боль в своем нынешнем состоянии я почти не чувствовала, но понимала, что ничего хорошего не получится, начни я снимать присохшие бинты.

Еще пару минут поизучав относительно чистое, но все еще ужасное лицо, я хмыкнула, и отправилась к кровати. Мне необходим был отдых.

@@@

Через четыре дня я дала клятву перед статуей Ульны, признавая ее своей покровительницей, и меня приняли в послушницы. Начались тяжелые учебные будни. Нас поднимали до рассвета, начиналась физическая тренировка: бег, растяжка, уроки самообороны, обучение навыкам владения оружием. Одиннадцать девчонок и восемь мальчишек в возрасте от пятнадцати и до двадцати пяти, под надзором угрюмых молчаливых учителей, ежедневно собирались вместе, тренировались, заучивали длинные нудные тексты заклинаний на мертвом языке, учились медитации и самоконтролю, работали по хозяйству, а после разбредались каждый в свою комнату. Не было слышно веселого смеха и гомона, никто не пробирался в комнату к соседу, не делился переживаниями, не проводил шумных вечеринок и не шутил, мы не дружили между собой и едва ли знали кого как зовут. Мы были словно живые, но бездушные куклы, слепо выполняющие данные нам указания, запертые внутри своей боли, не желающие выбираться наружу.

Нас учили убивать и черпать энергию из боли и смерти. И мы убивали, не задумываясь над приказом, не пытаясь протестовать. И пусть у меня так и не получилось пользоваться вытянутой энергией, технику ритуального жертвоприношения я все же освоила. К концу обучения нас осталось девять. Четверо сгорели, не сумев удержать силу, двое, отгоревав, ушли, попытались вернуться к нормальной жизни, двоих исключили жрицы, одна сошла с ума и попыталась покончить с собой, куда делся самый старший из парней — никто не знал.

Мой ледяной кокон равнодушия впервые дал трещину в день посвящения в жрицы, на последнем испытании, когда надо было убить человека, заставить его медленно умирать, задыхаясь от боли. И пусть жертвой оказался маньяк и убийца, зарезавший собственную жену и детей, я не смогла пройти испытание достойно. Привычно-отработанным жестом начертив пентаграмму и прочитав заклинание, я сделала надрезы на руках и ногах полуобнаженной жертвы. Теплая алая кровь потекла по желобкам в подставленную чашу. Мужчина, еще недавно такой сильный и храбрый, лишь сдавленно мычал от ужаса. Медленно, выжигая вены жидким огнем, вытекала кровь, вытягиваемая заклинанием. Над вытянутой над чашей ладонью привычно заклубился черный сгусток энергии страха и боли. Он рос, увеличивался в размерах, пульсировал, извивался, то скручиваясь в плотный шар, то вытягиваясь длинной плетью. Основная задача состояла в том, чтобы впитать в себя эту энергию и одновременно оборвать чужую жизнь, а потом с помощью полученной силы зажечь огонь рядом с жертвенным алтарем.

Все шло чудесно, медленно, капля за каплей уходила жизнь из жертвы, оставалось три удара сердца и все будет кончено. Я приставила ритуальный кинжал к яремной впадинке, готовясь нанести удар. Стук… Стук… Последние, натужные рывки сердца, я с затаенным удовольствием смотрю в почти белое от ужаса лицо враз постаревшего мужчины, представляя на его месте Дейнара. В воздухе витает аммиачный запах мочи. Мужчине настолько страшно, что он не в состоянии контролировать свой мочевой пузырь. И я упиваюсь этим ужасом, сцеживая, словно изысканный коктейль.

Стук… слабо толкнувшись в последний раз, сердце замирает. Теперь главное не упустить момент. Но вместо того, чтобы вогнать в горло тонкий ритуальный стилет, я с неожиданной яростью впечатываю в грудь жертвы ладонь со сгустком темной энергии, что только что вытянула, и запечатываю сверху заклинанием, добавляя к нему холод собственного мертвого сердца.

Тишина… Стук… Стук… Стук-Стук… Стук…

Мертвое сердце снова стучит. Мужчина абсолютно сед, серое от ужаса лицо, слепые бельма глаз шарят по потолку, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь темноту. Последнее, что видели эти глаза — мое изуродованное шрамом лицо, оскаленное в зловещей усмешке.

— Ты будешь жить, — почти ласково прошептала, склоняясь над ним и касаясь ладонью щеки, — и до самой смерти, каждую ночь будешь испытывать весь тот страх, что испытывали твои жертвы. И не будет тебе успокоения, пока не раскаешься и не осознаешь греха своего. А там, по ту сторону жизни тебя встречу я… и проверю.

Едва пришедший в себя мужчина тихо всхлипнул.

— Я всегда буду рядом, в твоих снах, помни об этом, — я обмакнула кончик пальца в чашу с кровью и облизала, а затем наклонилась и поцеловала мужчину в лоб. Моя жертва тихо всхлипнула от ужаса и отключилась.

Глава 4

Собрав вещи и прибравшись, я сидела в своей комнате, готовясь в любой момент освободить ее для нового владельца, и покорно ждала решения. Испытания я провалила, как впрочем и предыдущие. Я легко могла изъять энергию жизни, но никогда — воспользоваться ею. Не знаю, почему старшие жрицы до сих пор не выгнали меня, как неперспективную.

— Здравствуй, маленькая Льдинка, — прямо передо мной соткался полупрозрачный образ Ульны.

— Приветствую тебя, Ульна, — я сползла с кровати, опустилась на колени и склонила голову, замирая в позе покорности, всё, как учили жрицы-наставницы.

— Встань, дитя и посмотри на меня. Сегодня твой