— У нее просто остановилось сердце за месяц до свадьбы. Никто из врачей не может нормально объяснить причину. Оно просто перестало биться, а я даже не знал. Был на работе, как обычно.
— Поэтому ты решил спрятаться?
— Не потому. Просто все эти взгляды на похоронах… и после. Все эти сочувственные слова, которые шли даже не от сердца… Они же не потеряли свой мир, ведь их жены, друзья стояли рядом, а моей больше не было. Мой мир разрушился. Я остался один.
— Мне так жаль, Макс.
— Не нужно. Тебе не жаль, ты ее не знала. Мне не нужно лживое сочувствие. Мне нужен покой.
— И море дало его тебе?
Поворачивает голову и смотрит на меня, так внимательно, пронзительно, ищет что-то в моих глазах. Как будто хочет увидеть там ответ на все свои вопросы.
— Это уже в третий раз я выхожу в море. На этот раз решив окончательно сломать себя и уничтожить. Вот только ты… Ты мне…
— Не дала?
— Не знаю. — неожиданно забирает руку и встает. — Спокойной ночи, Софи. — И просто исчезает оставив меня одну среди ночи, которая так быстро опустилась, что я даже не заметила.
Становится холодно, после того, как его рука исчезает с моих плеч, поэтому тоже возвращаюсь в каюту. Мне действительно жаль, что Макс потерял невесту. Я понимаю его желание спрятаться от всех, чтобы не видеть взгляды тех, кто знает, насколько ему тяжело. Но разве этим можно оправдать его желание не вернуть меня к берегу, особенно когда была возможность? Или он намеренно меня оставил, боясь действительно выполнить задуманное, и убить себя? Вот только если я стала причиной не убивать себя хотя бы некоторое время, то шторм решил иначе, почти не уничтожив нас обоих. Точнее, его последствия прямо сейчас забирают каждую секунду нашей жизни. Сколько мы пробудем здесь, когда закончится еда и вода? Встретится ли нам корабль? Я тешу себя надеждой, но если честно, мало в это верю.
Утро начинается с кофе. В самом деле. Макс заносит его в мою каюту, пока я быстро стараюсь прикрыть обнаженное тело, особенно ягодицы, торчащие из-под одеяла.
— Софи, я видел тебя полностью голой, перестань дергаться и пей кофе.
Так и замираю, сжимая в руках ткань, ошарашенно глядя в его лицо.
— В смысле? — охрипшим голосом переспрашиваю.
— Когда ты болела, — вздыхает и садится на кровать, — тебя тошнило. И не один раз. Мне пришлось гм… мыть тебя.
— Мыть? — На удивление мой тон спокойный.
— Да.
— Ясно. — Не знаю, как реагировать правильно. С одной стороны это нормально, он заботился обо мне. Но с другой… стыдно и даже как-то дико понимать, что он видел меня голой.
— Не расстраивайся, — заметив мой взгляд, говорит, — у тебя замечательная фигура. Да и чем отличается видеть тебя в купальнике и голой? Почти ничем.
Вот так успокоил, называется. Медленно беру из его рук кофе и благодарно кивнув пью. Горячая жидкость обжигает горло, но не обращаю внимания, не зная, как теперь смотреть Максу в глаза.
— Я должен извиниться перед тобой, — неожиданно говорит, от чего кофе попадает не в то горло и я начинаю кашлять, задыхаться, — за то, что не увез обратно, за то, что вел себя, как мудак.
— Неожиданно. — Подавив кашель, отвечаю.
— Ты не заслуживаешь того, чтобы я тянул тебя на дно. Ты только начала жить, а я… Обещаю, что починю яхту.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю, разглядывая два красных пятна на его загорелом лице. Ему стыдно и неудобно говорить подобные слова, потому что это правда?
— Двадцать. Тебе?
— Восемнадцать. И, как ты правильно заметил, моя жизнь только начинается. У меня на нее большие планы. Поэтому если ты сможешь починить батареи, или паруса, я была бы благодарна.
— Надеюсь, что да. Так что, извинения приняты? — с надеждой и искорками веселья в глазах смотрит на меня.
— Приняты. Иди уже, ремонтируй наш транспорт.
Когда Макс исчезает на палубе, я уже готовлю завтрак, быстро умывшись холодной водой. Жарю последние яйца и достаю мясныеконсервы. Сначала ем сама, а потом выкладываю его часть на тарелку и несу палубу. Только парня там нет. Он с другой стороны рубки, сидит на белом металле, вытянув одну из батарей и копается в углубленной ямке, где раньше была эта батарея.
— Завтрак. — весело говорю. Его голова поднимается ко мне, светлые волосы сверкают в лучах солнца, а со лба течет пот.
— Ого. В тебя вселился дух повара?
— Нет, — смеюсь, — просто не хочу, чтобы отвлекался от ремонта.
— Хочется побыстрее избавиться смертника? — Прищурив глаза, спрашивает.
— Тоже нет. Хочется побыстрее оказаться на берегу, и не чувствовать под ногами постоянную качку.
— Логично. Спасибо. — принимает с моих рук тарелку и быстро поглощает яичницу. — Даже не пересолила? — улыбается.
— Я старалась. На этот раз.
После обеда я сижу рядом с Максом, который все еще копается в яхте. Множество инструментов лежит рядом с ним. Его губы напевают тонкую, легкую мелодию, которая проникает в сердце своей печалью.
— Ты знаешь, что жизнь всегда ставит перед нами толстые стены, которые нам кажется, мы не можем преодолеть? Вот только их толщина зависит только от нас. — Говорю, наслаждаясь теплыми лучами солнца, рассматривая облака, что белыми пухлыми фигурками плывут по небосводу.
— Слишком разумное высказывание, как для восемнадцатилетней.
— Ой, а ты у нас здесь старше на целых два года. Почему ты нигде не учишься?
— Потому что не хочу. Нет желания.
— Нельзя терять жажду жизни, даже когда случается… подобное горе. — Спокойным тоном. — Ты тоже только начал жить. И твоё горе понятно, но неужели невеста хотела бы, чтобы ты закончил свою жизнь так? Чтобы мечтал умереть?
— Думаю, Софи, ты должна закрыть ротик и перестать…
— Я думаю, что нет! Нельзя делать так, как ты. Жизнь продолжается, хочешь ты этого или нет. Да, она всегда будет в твоем сердце, навсегда останется горьким привкусом на губах, но разве это правильно, мечтать оставить мир?
— Я уже жалею, что вообще рассказал тебе. Ты еще мала, чтобы понять… — Замирает взглядом на мне, когда сажусь напротив.
— Для смерти возраст не важен. Как и для горя, Макс. — Серьезно говорю.
— Ты либо помогай, либо не лезь, хорошо? Я не хочу говорить об этом! — Отрезает.
— А нужно. Может в этом и проблема? Ты не хочешь поговорить о смерти любимой девушки. Не хочешь принять ее. Но правда в том, что ты должен двигаться дальше. Она уже мертва. Ей уже все равно. И ты…. Ты тут. Жив. Тебе нужна поддержка, тепло…
— Дааа? — Вкрадчивым тоном. — И кто же мне даст тепло и поддержку? Ты?
— Могу и я. Тебе это нужно? Чтобы кто-то разделил с тобой твою боль? Тогда делись!…
