— Как вы? — спросила я, наливая ему кофе. Генрих пожал плечами.
— Все это время сидел над досье Ланге. Мы с вами будем искать просто исключительную мразь, Людмила.
Я понимающе кивнула.
— Будем и найдем. Но вы сейчас постарайтесь не думать об этом. На вас лица нет.
Генрих усмехнулся. Отпил кофе.
— Да, я, мягко скажем, впечатлен его подвигами. Страшно.
— А я тут еще о другом думаю, — сказала я. — Что, если у хелевинцев есть такие, как я? Мои соотечественники? И Андерс похитил меня не просто так, а потому, что был уверен: я смогу сделать то, что ему нужно. Все это не теория, а практика.
Генрих пожал плечами. Его лицо было хмурым и бледным.
— Может быть, нам не лезть во все это? — вдруг предложила я. — Вас и так уже похоронили. Может быть, начнем все заново?
Генрих улыбнулся. По его взгляду я поняла, что он благодарен мне за поддержку — но сказанное мной не имеет смысла.
— Я доказал марвинцам, что я настоящий, — ответил Генрих. — Представляете, сколько за эту информацию заплатит дядя Олаф? Тогда они начнут на меня охотиться сильнее, чем на Ланге.
— Они и так могут ее начать, эту охоту, — нахмурилась я. Генрих понимающе кивнул.
— Сейчас я их клиент. А Марвинская секретная служба не разбрасывается клиентами. Особенно теми, кто им полезен.
Я понимающе кивнула. Что ж, раз так, то придется отправляться на поиски человека, который способен развесить наши внутренности на елке. Пока я ходила так, как полагается леди, моя наставница познакомила меня с подвигами доктора Ланге. Конечно, не в тех деталях, что были в его досье, но впечатлений хватило.
— Альма, которая меня учит, сказала, что ей нужна неделя, — сообщила я. — Какова наша легенда?
— Я Виктор Готти, инженер, занимаюсь добычей олеума, — угрюмо ответил Генрих. — Вы моя сестра Милена. Амиль говорит, что это удобнее, чем называть вас женой.
— Ну правильно, — согласилась я. — Вдруг понадобится меня под кого-нибудь подложить? С женой так не поступишь, а с сестрой — только в путь.
Генрих посмотрел на меня, и я не поняла его взгляда.
— Я буду надеяться, что до этого не дойдет, — угрюмо сказал он. «Он что, ревнует?» — удивленно подумала я. То, что я сейчас видела в лице принца, было именно ревностью — чувством собственности, на которую кто-то может покуситься.
— Изучали добычу олеума? — поинтересовалась я, чтобы свести разговор в другую сторону. Генрих улыбнулся — уже мягче.
— Изучал. Это перспективное направление, его надо знать. Так что если мне будут задавать вопросы, я не оплошаю. Но инженер Виктор Готти больше не работает, он поправляет здоровье, подорванное праведными трудами.
— А его сестра? — спросила я. Улыбка Генриха сделалась еще шире.
— Его сестра — светская кокетка, мотовка и прожигательница жизни. Тратит деньги и меняет кавалеров, как перчатки. Справитесь?
— Даже не сомневаюсь, — ответила я, и Генрих снова нахмурился.
Но ничего не сказал.
Фаринт располагался на другом краю карты — чудесная страна вытянулась по боку материка, прижавшись к океану. Когда мы с Генрихом заняли наши кресла в дирижабле, то я невольно подумала о том, что нас отсылают как можно дальше. Видя мое волнение, Генрих ободряюще сжал мою руку и спросил:
— Как вы, дорогая сестра?
Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Полет продлится десять часов: за это время среди пассажиров найдутся такие отчаянные храбрецы, которые даже выйдут на прогулочную палубу с большими окнами. Я не принадлежала к их числу. Сама мысль о том, что мы поднимемся в воздух в металлическом брюхе золотистого чудовища, внушала мне ужас.
— Я боюсь, — призналась я. — Никогда не летала на дирижаблях.
Генрих посмотрел по сторонам и, убедившись, что возле нас некому подслушивать — пока еще не все пассажиры заняли места — поинтересовался:
— В вашем мире есть воздухоплавание?
— Есть, — кивнула я. — Самолеты, вертолеты… дирижабли вот тоже были. Но я на них летала только два раза.
Тот полет в Испанию, а потом обратно я провела, вцепившись в руку Игоря. В итоге он смеялся, обзывал меня истеричкой и флиртовал со стюардессой, называя меня трусихой и говоря, что такому мужчине нужен кто-то посмелее.
Не знаю, почему я не бросила его прямо в аэропорту.
— Боитесь, — сказал Генрих. Я пожала плечами.
— Денег не было. Ну и боюсь, да.
Генрих улыбнулся и негромко произнес:
— Марвинцы отправляют нас в Фаринт, чтобы убрать чужими руками.
Я понимающе посмотрела на него. За ту неделю, что я провела в тренировочном зале, становясь настоящей леди, эта мысль не раз приходила мне в голову.
Генрих не разведчик. Отправлять его на охоту за монстром как минимум глупо и недальновидно. Если с поимкой доктора Ланге не справились профессионалы, то как должен справиться человек, который четыре года просидел в клетке?
Или это та самая надежда на дурачка? Умные не смогли, значит, дурачок справится?
Да и волшебница из иного мира слишком опасное оружие, чтобы его использовать. Лучше ее устранить и не искать приключений там, где можно найти смерть.
— Ваш дядя, — процедила я. — Скорее всего, он как-то понял, что Андерс это не вы. И решил разобраться с настоящим принцем Генрихом. Чужими руками, как вы говорите.
Генрих кивнул.
— Давайте пока долетим до Фаринта и устроимся на месте. А там решим, что с этим делать.
Постепенно салон дирижабля заполнился пассажирами, стюарды в голубых пиджаках и красных кепи раздали всем пастилки с невыносимым ароматом мяты и показали пантомиму о том, как надо пристегиваться и вести себя при взлете. Я разорвала обертку, сунула пастилку в рот и зажмурилась. Генрих снова взял меня за руку, и от прикосновения его пальцев мне сделалось легче.
— Я здесь, — шепнул он мне на ухо. — Я здесь, с вами.
— Я рада, — тоже шепотом ответила я.
Я и правда была рада. Впервые после моего развода меня не коробило то, что рядом находится мужчина.
Я не вспоминала о том, что все они сделаны из одинаковой ваты. И не знала, правильно это или нет.
Дирижабль дрогнул всем своим огромным телом, и я поняла, что мы отрываемся от земли. Послышалось восторженное аханье, кто-то из пассажиров зааплодировал, а я боялась поднять голову. Так и сидела, почти уткнувшись лбом в спинку соседнего кресла, Генрих по-прежнему держал меня за руку, и от этого мне было легче дышать.
— Все, — шепнул он мне на ухо. — Все, мы уже летим.
Я откинулась на спинку кресла и открыла глаза. Мята заполняла мой рот так густо, что почти начинало тошнить. Остальные пассажиры вели себя самым непринужденным образом. Кто-то вел светскую беседу, кто-то уже направлялся в сторону столов, где стюарды уже выставляли подносы с закусками и вином. Никто, кроме меня, не боялся летать, и, поняв, что я привлекаю к себе ненужное внимание, я решила взять себя в руки и быть как можно спокойнее.
