— Мил, — пугаюсь я. — Тебя прослушивают что ли?
— Да нет, не должны. Но кто его знает.
Становится не по себе. И от своей тупой шутки, от её слов, от самой ситуации.
Покорно иду в ванную и оставшиеся минут двадцать играю в гляделки со своей Чужестранкой из зеркала.
Когда раздаётся звонок в дверь, я успеваю накрутить себя до предела. Чужестранка рвётся в бой, а я корю себя из последних сил за то, что вообще сюда припёрлась. Где-то в квартире слышатся голоса, шаги, хлопают дверями. Я в момент замираю, даже живот втягиваю, чтобы как можно меньше места в ванной занимать, если кто сюда заглянет.
Затем наступает тишина, но мне все ещё волнительно. Сижу и не дышу. Наконец-то, до меня долетает весёлый щебет Миланки, чередующийся с её лёгкими смешками.
— Милый, я сейчас, — кричит она куда-то в пространство, открывая дверь ванной комнаты. — Иди, у тебя час. Буду в соседний комнате, так что не увлекайтесь там особо!
Последний комментарий я пропускаю мимо ушей.
— Спасибо.
— Я бы на твоём месте не радовалась, у него настроение — дрянь.
— Учту.
И уже полностью игнорируя наличие ещё кого-то в квартире, иду к Димке. Он стоит в гостиной, рассматривая что-то за окном. Мне не видно его лица, но Милана была права, настроение у него дрянь: спина напряжена, плечи слегка опущены, в правой руке стакан с чем-то тёмным. Искренне надеюсь, что это его первая порция выпивки, иначе наш разговор рискует превратиться просто в пьяные разборки.
Стою в дверях и рассматриваю его. Высокий. (Но не выше Артура. Интересно, я всех буду с Кирсановым сравнивать или только через раз?). Крепкий. Широкая линия плеч и узкие бёдра.
Вообще Бодлер умеет производить очень мощное впечатление на людей и не только из-за своей внешности, хотя большой нос, тяжёлый подбородок, густые брови и пухлые губы очень тому способствуют. У Димы был характер: упрямый и пробивной. Если идти, то идти на пролом. Он с юношеских лет плевал на общественное мнение, что порой играло с ним злую шутку. Желание и умение брать своё через раз превращало его в капризного ребёнка, а характер и упорство зачастую граничили со стоянием вседозволенности.
Деньги, женщины, положение в обществе привили ему ложное чувство, что всё в этом мире подвластно ему. Что иногда превращало Бодлера в самодура и безумца, но на такие случаи у него был Сгорский и его команда, которые умели держать своего хозяина в границах разумного.
Но, несмотря на всё это, было в нём что-то такое… тонкое, ранимое и человеческое. Вполне вероятно, я просто романтизировала его, но Дима мне правда нравился. Мне было с ним легко и комфортно, и почему-то именно мне он позволял быть с ним на равных.
— Даже так, — выбивает меня голос Бодлера из собственных размышлений. Надо же, задумалась и не заметила, как он отвернулся от окна и теперь недовольно рассматривал меня, своим въедливым взглядом.
— Даже так, — соглашаюсь я с ним.
— Мила, ты — овца! — кричит он громко на всю квартиру, чтобы Артемьева услышала.
— Всё только для тебя, любимый! — возвращается ему ответ.
Видимо у меня в этот момент на лице отражается чувство отвращения, потому что Димка зло одёргивает меня:
— Что, неприятно?
Заставляю себя промолчать: «Лиза, ты пришла с ним сюда мириться, а не ругаться».
Дима одним глотком допивает содержимое своего бокала и убирает его, потом уверенным шагом подходит к дивану, садится на него, закинув ногу на ногу, а руки раскинув на спинке дивана. Всё было бы ничего, если б не взгляд — жадный и грязный. Дима рассматривал меня, словно я была какой-то уличной девкой, и не было все эти года никакой дружбы между нами. Захотелось даже платье натянуть пониже. Надо было в брюках ехать.
— Ну, давай, приступай, — властным тоном приказывает он мне.
— Что именно?
— Ну, зачем ты здесь? Убеждать меня не бросать вашу шаражкину конторку. Так что, приступай, я весь во внимание. Даже интересно, что ты готова мне предложить.
После последней фразы он опять проходится по мне похабным взглядом.
— Прекрати. Я пришла с тобой поговорить.
— Интересно о чём? — он улыбается мне, но от этой улыбки веет исключительно холодом.
— Дима! Прекращай себя вести со мной подобным образом!
— Каким?! — наигранно удивляется он.
— Будто я какая-то какая-то сторонняя баба.
Он противно хмыкает.
— А кто ты?
Я была готова к чему-то подобному, но вопрос всё равно болезненно царапает душу.
— Я твой друг.
— Друг. Забавно, — мне кажется, или в его голосе слышится что-то болезненное?
Всё ещё стою в дверях и нервно переступаю с ноги на ногу.
Бодлеру, наконец-то, надоедает строить из себя хозяина мира, он ставит обе ноги на пол, а руки убирает со спинки дивана.
— Если ты мне друг, скажи тогда, почему ты всё время молчала?! Почему не предупредила? А потом сбежала, не отвечая на звонки. Я же как зелёный пацан приехал к тебе! Стоял, долбился в дверь. А ты…
— А я не знала, что тебе сказать.
— Поэтому объявилась только спустя неделю, после того как для Артурчика и Максимки проблемы замаячили?
— Не говори так… — подавленным голосом прошу я Димку.
Слишком уж правдиво звучат его слова. Мне не нравится, что он видит меня такой лицемерной. Но уверенности в том, что я другая у меня тоже нет.
— А как, Лиза! Как? Мы же с тобой оба прекрасно понимаем, что я работал с вами только из-за тебя. Зачем теперь мне эти двое? У меня достаточно людей, чтобы решали мои проблемы, без всякого прочего геморроя.
— Тебе нужны друзья.
— У меня есть друзья!
— Кто? Партнёры по бизнесу, их жёны и их любовницы? Ах да, есть же Милана и ей подобные. А, может быть, ты Сгорского своим другом считаешь? — получается жёстче, чем хотелось. Но я, наконец-то, говорю то, что очень давно сидело у меня в голове.
