Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
На безымянном пальце моей левой руки красовался аляповатый перстень, явно самоварного золота с большим поддельным рубином, лишний раз подтверждающий тот факт, что господин Олафсон — пошляк. Я с силой два раза нажал на камень, и заработал маячок, оповещающий ждущих меня внизу, что пора готовить торжественную встречу. И в этот самый момент раздался вежливый стук в дверь.
— Кто это, черт подери, — на техасский манер растягивая гласные, спросил я.
— Обслуживание, сэр. — Что-то уж больно навязчивое здесь обслуживание.
— У нас все уже есть.
— Прошу прощения, вам доставили чужой ужин. Босс отправил меня исправить ошибку, — интересно, с кем это нас перепутали, если учесть тот факт, что на втором этаже больше никого нет? Придется выяснить.
— Черт с тобой, заходи. — Я пристроился за дверью с чужим ножом в руке.
Дверь тихонько отворилась, и в нее буквально влетел тип в белом кителе официанта, держащий двумя руками пистолет с глушителем. И тут же всадил две пули в сидевшего в кресле чернокожего, после чего сместился влево, плавно разворачиваясь через правое плечо. Я метнул нож, целя в шею — попал чуть ниже, под ключицу. Он выронил ствол, а я рванулся к нему и одним резким движением сломал стрелку шею.
Его физиономия показалась мне знакомой, я пригляделся — ба, какие люди! Это был скрипач из струнного секстета. Наверное, решил немного передохнуть от музыки и поработать киллером. Ситуация становилась все более интересной. Теперь, перед тем как сделать ноги, я должен был обязательно разобраться с группой прикрытия этого Паганини, а то они мне бежать помешают.
Доставшийся мне трофей поражал малым весом при серьезных размерах — пластиковый «глок», не улавливаемый ни одним детектором. Я проверил магазин — шестнадцать патронов, нормально. Разувшись (левый туфель разгильдяя Уле слегка поскрипывал), я прошел по коридору, на секунду замер у поворота и вынырнул из-за угла.
Мистер Вторая Скрипка и мисс Виолончель с похвальной быстротой оценили обстановку и открыли по мне огонь. На счастье, я начал чуть раньше, и, таким образом, секстет моими заботами съежился до размеров трио. Они оказались достаточно шустрыми ребятами (и девчатами) и сподобились попасть в меня дважды — в плечо и в ногу, причем в плечо достаточно серьезно.
Пока оставались силы, я перенес их по одному в комнату к другим, перевязался удачно обнаруженной в шкафу и порванной на лоскуты наволочкой, после чего быстро направился к выходу на открытую веранду. Трос у меня был с собой, свыше тридцати метров кевлара было обмотано вокруг моего тела под рубашкой, браслет наручных часов сошел за карабин, а толстые, с виду ручной вязки, носки заменили перчатки. Я закрепил трос за колонну и начал спуск с кейсом, пристегнутым сзади к брючному ремню.
Подробности этого приключения несколько выпали у меня из памяти. По-моему, в ходе спуска я пару раз отключался, но удача в тот вечер была со мной. Накрывшая волна несколько привела меня в чувство, а сильные руки, прихватившие меня за портки и за шиворот, не дали плюхнуться в воду.
— Физкультуру в школе не надо было прогуливать, чайник, — произнесенные хриплым шепотом на ухо слова прозвучали райской мелодией. На душе полегчало, очень захотелось потерять сознание и долго валяться.
Я очутился в рубке небольшого катера, ноги подкосились, и я упал. Движок добавил обороты, катер тронулся.
— Вколите мне… — оказывается, даже шептать было очень нелегко.
— Что с тобой? — В руку вонзилась иголка шприц-тюбика.
Через минуту немного отпустило.
— Задели, — говорить стало капельку легче.
— Кто?
— Об этом потом. Тут должен быть еще один катер.
— Забудь о нем. Как ты?
— Терпимо. Закурить есть?
— Курение — вред, — заявил один из моих спасителей, подавая мне зажженную сигарету. — Это я тебе как врач говорю.
— Насчет «чайника» извиняюсь, — повернулся ко мне рулевой. — Ты не чайник, ты — сокол.
— Не отвлекайся, Лось.
— Слушаюсь, командир.
Тот включил рацию.
— Как дела?
— Нормально.
— Встречай.
— Жду.
Переговоры в эфире велись на английском с трудноопределимым акцентом, немного напоминающим тот, с которым я беседовал с будущими покойниками.
До припаркованного неподалеку автомобиля я дошел, заботливо поддерживаемый. Все равно меня конкретно штормило и болтало из стороны в сторону. Это навело меня на интересную мысль.
— Куда едем? — спросил я сноровисто обрабатывающего мою рану командира группы. Как я узнал позже, его позывной был Доктор.
— Надо бы сразу в посольство, но как тебя такого?
— Как? С песнями!
— Объясни.
И я объяснил.
По набережной Фрогнер Странд мы действительно прокатились с песнями и никого этим особо не удивили. Старушка Европа уже начала потихоньку привыкать к богатеньким русским Буратино, вырывающимся к ней в гости из-за «железного занавеса» и на радостях отрывающимся по полной. Сначала спели «Паромщика», и хорошо, что в этот момент нас не слышала Примадонна российской эстрады, эстрада тут же бы осиротела. Потом перешли на песни военных лет. Повернув направо и проехав через железнодорожный переезд, наша музыкальная шкатулка прокатилась по недлинной улочке, название которой напрочь выпало у меня из памяти, еще раз повернула направо и оказалась на улице Драмменсвейн. Притормозили у особняка под номером семьдесят четыре у запертых ворот и начали сигналить. На крыльце посольства появился какой-то персонаж, и через минуту-другую ворота медленно распахнулись. Мы въехали внутрь, выбрались из машины (меня вытащили) и, грянув молодецкое: «Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас…», направились к крыльцу, наглядно демонстрируя всем и каждому полную утрату знаменитого советского «облико морале». Я, укутанный почти с головой в кожанку слоновьих размеров, видимо, олицетворял собой тот самый «каркас». Когда мы вошли в здание, я отрубился. Очнулся только на операционном столе и снова ушел в нирвану, на сей раз — от наркоза.
В Союзе, куда я возвратился через две недели, бледный и ослабевший, меня встретили буквально мордой об стол. Руководство сучило ножками и выражало политическую озабоченность создавшейся ситуацией. Оказывается, ознакомившись с содержанием украденного мной портфельчика, Верховный очень разволновался, опасаясь, что его неправильно поймут и не доверят роль в рекламном ролике про пиццу. А еще мы со спецурой сподобились грохнуть шестерых агентов Моссада (то-то я у одного из убиенных узрел перстенек со звездой Давида), что тоже было признано верхом неполиткорректности.
Долечивался я в закрытом госпитале через пень-колоду, потому меня ежедневно навещал кто-нибудь из высоких начальников и трагическим шепотом в двадцать какой-то там раз сообщал, что ЭТОЙ ОПЕРАЦИИ ВООБЩЕ НЕ БЫЛО. От неимоверной злости на все это мои раны затянулись раньше времени. Мне приказали отрастить бороду и на четыре месяца отправили в знойное Забайкалье обучать будущих притворщиков всякой бяке. Так и улетел я под Новый год из Домодедово весь в этой дурацкой бороде.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
