Живая Лайма оказалась гораздо симпатичнее, чем нафотографиях. Раньше, когда она преподавала английский в захудалом вузе, у неебыло совсем другое выражение лица — более смиренное, что ли. Сейчас она твердостоит на ногах и смотрит немного свысока, но ему это только на руку. Еекомандирские замашки помогут осуществлению его замечательного плана.
— Итак, я вас слушаю, — заявила потенциальнаяжертва, заняв рабочее место и сложив перед собой руки: бесцветный лак наногтях, на запястье — узкие часы на темном ремешке и всего одно колечко напальце.
Дубняк обежал взглядом кабинет. Все предметы на столепростые и изящные. Мебель светлая, с закругленными краями. Акварели на стене,пронизанные солнцем, рождают в груди щемящее ощущение счастья. Он бы никогда несмог сосредоточиться в такой комнате. Значительные дела должны вершиться вполумраке.
— Я вас слушаю, — еще раз повторила Лайма и, взявручку, нацелила ее на белый лист, словно незваный гость собирался ей что-тодиктовать.
— Ваш центр временно закрывается, ЛаймаАйваровна, — сказал Дубняк и положил ногу на ногу. Лайма вскинула на негообеспокоенный взгляд. — И в связи с этим я хочу предложить вам работу.Очень ответственную работу, — добавил он.
— Почему же центр закрывается? — спросила хозяйкакабинета, и Дубняк поразился ее внешнему хладнокровию. Только глаза у неепотемнели, из дымчато-серых в считанные секунды превратившись в графитовые.
— Здание находится в аварийном состоянии.
— Вы имеете в виду протекший кран в мужскомтуалете? — холодно поинтересовалась она.
— Не в моей компетенции обсуждать такие вопросы, —парировал Дубняк.
— А что же тогда в вашей компетенции?
— Вы.
— Не понимаю.
Лайма была озадачена. Опыт работы с людьми многому еенаучил, ее трудно было поставить в тупик. Но этот странный маленький человексразу произвел на нее гнетущее впечатление. Взгляд у него был какой-тонехороший, словно он замыслил подлое дело и прикидывал, как ловчее с нимсправиться.
— Объяснитесь, пожалуйста, — попросила она. Дажене попросила, а потребовала.
Дубняк достал удостоверение и подержал его у Лаймы передносом, ни на секунду не выпуская из рук. Документом он дорожил. Не толькопотому, что отвечал за него головой, нет. Он давал Дубняку ощущение свободы. Ипочти безграничных возможностей в мире обычных людей. Всякая дверь открываласьс помощью этого документа. Всякий рот развязывался. И на эту девицуудостоверение тоже произвело впечатление.
— Ах, вон оно что, — пробормотала она и взглянулана своего визави более внимательно.
— Однажды вы уже участвовали в нашей операции, —Дубняк приосанился и торжественно заключил:
— Пришло время еще раз помочь своей стране.
— Ерунда! — неожиданно заявила Лайма. — Еслибы я хотела стать разведчицей, то стала бы ею. У меня гуманитарное образованиеи ярко выраженное стремление выйти замуж. Вы не можете меня заставить.
— Конечно, нет! — замахал руками Дубняк. —Боже упаси! Мы никогда никого не заставляем.
Лайма насторожилась. Последние слова ей совсем непонравились. И интонации Бориса Борисовича тоже не понравились. Он уверен втом, что победит, на все сто. Неужели в службе государственной безопасности нанее есть какой-нибудь компромат? Чем она могла провиниться? Забыла заплатить забулочку в магазине? Задолжала за телефон? Задавила кошку депутатаГосударственной думы? У непрошеного гостя тем временем лицо сделалось такимумильным, словно ему только что вернули крупную сумму денег.
— А что я должна делать? — спросила Лайма,принимаясь барабанить пальцами по столу.
— Об этом мы поговорим, когда вы дадите своепринципиальное согласие.
— Не дам.
— Ну… Вообще-то… Конечно. В ближайшее время вы будетеочень заняты…
— Чем это? — мрачно спросила Лайма.
Ей хотелось избавиться от этого человека как можно скорее.Он был, словно кусочек метеорита — не опасный сам по себе, но напоминающий отой страшной и неведомой силе, частью которой являлся,
— Вы же не бросите в беде вашу бабушку! Предстоятбольшие хлопоты, расследование, суд… Родственники потерпевшего требуютсатисфакции. Они во что бы то ни стало решили добиться того, чтобы ваша бабушкасела.
— В тюрьму?!
— Она наехала на пешехода! В ее возрасте не следуетводить автомобиль. Вероятно, она лет тридцать не сидела за рулем — и вот результат.
— Машину у нее угнали! — захлебнулась возмущениемЛайма. — Она ведь подала заявление об угоне!
— Конечно. Задавила человека и подала. Чтобы избежатьнаказания. Бросила машину в чужом дворе, а сама отправилась домой и решила, чтовсе как-нибудь утрясется.
— Вы не можете посадить в тюрьму старого человека! И ктому же невиновного!
— Почему это? — Дубняк сделал бровкидомиком. — Она уже лет семьдесят как совершеннолетняя и должна нестиответственность за свои поступки. Конечно, — добавил он медовым голосом, —если вы вдруг передумаете и решите все-таки нам помочь… Мы тоже вам поможем.
— Вы меня шантажируете! — воскликнула Лайма.
— Просто прошу проявить благоразумие, не более того.
Лайма встала и прошлась вдоль стола, потирая лоб ладонью.Мысли брызнули в разные стороны, словно мальки из дырявого сачка. Что делать?Как поступить? Отдать бабушку Розу на растерзание родственникам пострадавшего?Суду? Бабушка этого не переживет. Конечно, она дама своеобразная, но у нееобостренное чувство справедливости. Если Розу обвинят в том, чего она несовершала, ее дух будет сломлен.
Бабушка Роза была особой взбалмошной и всегда напоминалаЛайме состарившуюся Мэри Поппинс. Она повсюду ходила с зонтом, любила выражатьнедовольство вслух и, беззастенчиво пользуясь своими сединами, ухитряласькомандовать всяким, кто попадал в поле ее зрения. Лайма представила себебабушку на скамье подсудимых и с трудом проглотила подступивший к горлу комок.Нет, это невозможно! Этого нельзя допустить!
— А что за работу вы предлагаете? Мне опять придетсяпереводить? — спросила она, глянув на довольного собой Дубняка.
Тот с жадностью наблюдал за сменой выражений ее лица инутром почувствовал, что победил. В сущности, он в этом и не сомневался, но емувсегда нравился момент триумфа. Момент, когда другой человек признает своепоражение. Потрясающее ощущение!
— В том числе и переводить, — кивнул он. —Нужно встретить одного важного индуса, выдав себя за другую особу. И учтите —это задание государственной важности.
Лайма уставилась на него в полном недоумении:
— У вас что, не хватает сотрудников? Почему выобращаетесь именно ко мне? Чем я заслужила такую честь?
