Когда раскрасневшаяся от волнения соседка ушла, Лайматопнула ногой:
— Нет, ну какое невезение! Если бы не стечениеобстоятельств, у нас появилась бы зацепка!
— Почему Соня столько времени торчала на одномместе? — задумчиво спросил Болотов, косясь на активизировавшегося ребенка,который отшвырнул зайца и встал в кроватке на четвереньки. — Около семи мыс ней расстались, а около половины девятого она все еще болталась у входа вметро.
— Ага. Только на другой стороне шоссе, — заметилаЛайма. — Магазин «Подарки» на другой стороне, не там, где мы с тобойостанавливались и с ней разговаривали.
— Одно ясно — она была с мужчиной, — мрачнозаметила Люба. — А с каким — неизвестно.
— С чего ты взяла? — удивилась Лайма. — Малоли женщин сейчас водят машины? Я ведь вожу.
— Большая белая иномарка с затемненнымистеклами, — задумчиво сказал Болотов. — Не похоже, чтобы за рулемтакого транспортного средства сидела женщина, вам не кажется?
— Но Поля не уверена, что именно в ту машину селаСоня! — напомнила Люба.
— Наверное, лучше пусть милиция разбирается. Они умеютрасследовать, а мы нет, — высказалась Лайма.
— Милиция сто лет будет разбираться, — возразилБолотов. — А ребенка куда девать?
— Найдем новую няню, — в голосе Лаймы послышаласьнеуверенность.
— Оставить ребенка с незнакомой теткой? —возмутился тот. — Хорошие няньки на дороге не валяются. Попадетсякакая-нибудь вертихвостка…
— А с кем же его оставить? У меня работа, у Любы тоже.
— Надо вызвать из Сибири Сонину мать, —безапелляционно заявил Болотов. К детскому вопросу он отнесся со всейсерьезностью.
— Нет у нее матери. У нее никого нет, все поумирали.Остались только дядья да двоюродные сестры, но у них свои семьи. Конечно,может, кто и приедет, если милиция потребует, я не знаю. Но Петьку все равнонадо пристраивать прямо сейчас. Не ждать же неизвестно сколько.
— Попрошу-ка я о помощи свою маму, — неожиданнорешила Люба. — Только она сюда не поедет, надо будет Петьку к ней отвезти.Вы как?
— Это другое дело, — серьезно кивнулБолотов. — Мама годится, у нее опыт. И человек она свой, верный.
— Рада, что ты доволен, — ехидно заметила Люба,выхватив из кроватки ребенка, который принялся грызть перекладины. — Унего режутся зубы, надо купить ему пластмассовое кольцо.
— Как для собаки? — хмуро уточнил Болотов. —Вижу, вы понятия не имеете, как растить ребенка.
— Особенно я, — кивнула Люба. — У меня ихвсего двое.
— Ладно вам препираться, — вмешалась Лайма. —Я вот все думаю про желтый шарф. Откуда он взялся? Может, Соня купила его вкаком-нибудь магазине поблизости от метро? Логично предположить, что это новаявещь. Вряд ли она, выходя из дому, положила шарф в пакет, чтобы надеть попозже.Может быть, стоит обойти все торговые точки вокруг станции? Вдруг продавцы еевидели? И не одну? Тогда мы хотя бы узнаем, с женщиной она была или с мужчиной.
— Или одна, — добавила Люба.
— Отличная мысль, — похвалил Болотов. — Хотяя уверен, что она была с мужчиной. Кто станет прихорашиваться и душиться толькодля того, чтобы поболтать с подружкой? Предлагаю заняться изысканиями завтра,сегодня все равно уже поздно. Раз Люба останется с мальчиком, мы с тобой будемдействовать вдвоем. Милиции это дело передоверять нельзя. Милиция предпочтетсидеть и ждать, пока где-нибудь всплывет неопознанный труп, а потом приметсятаскать нас на опознания.
Люба вздрогнула, а Лайма серьезно кивнула, соглашаясь. Ей ив голову не могло прийти, что назавтра жизнь ее изменится самым радикальнымобразом, что она уже вся напружилась и готовится сделать кувырок через голову.
* * *
Прежде чем отправиться на работу, Лайма взглянула натермометр за окном. Опять — двадцать восемь градусов. Еще пару часов, и дышатьстанет решительно нечем. За несколько недель город пропитался жарой, словнопирог густым сиропом. Лайма надела легкое платье с вырезом на спине и вышла наулицу. Небо было ярко-голубым и казалось плотным, как парусина. От новенькоготугого солнца отскакивали блики и прыгали по пыльным капотам. Сиденье в машинекак будто намазали медом — оно противно липло к голой спине, а духота в салонестояла убийственная. Лайма включила кондиционер и посмотрелась в зеркальце.Не-ет, недосыпать нельзя — все сразу отражается на физиономии. Это тебе недвадцать лет!
Вчера она сказала Болотову, что смертельно устала, и онуехал ночевать к себе. Вообще когда что-то случалось, Лайма предпочиталаоставаться одна. «Ты как кошка, — негодовал будущий муж. —Забиваешься в угол и зализываешь раны. Ни погладить тебя, ни приласкать». Однакожизненный опыт показывал, что, если сделать мужчину плечом, оно немедленнопопытается из-под тебя выскользнуть. Пусть лучше Болотову кажется, что Лайма неслишком ласковая, зато потом он не упрекнет ее в том, что она висит у него нашее.
К утру от Сони по-прежнему не было никаких известий. Затопроявилась милиция, и Лайма, волнуясь, выложила представителямправоохранительных органов все, что знала. Свои предположения тоже выложила.Однако успокоение не пришло. «Ничего, — думала она. — Сейчас переделаюглавные дела на работе и все как следует обмозгую». Она понятия не имела, что усудьбы на нее другие виды.
Именно в этот день судьба приняла облик невысокого плотногочеловека с жидкими волосами, которые покорно лежали на голове, зачесанные слеванаправо. У него было круглое лицо с маленьким заостренным носом, твердый рот иблестящие, по-звериному проворные глаза. Человек стоял возле директорскогокабинета, облокотившись о подоконник рукой, и смотрел, как Лайма дефилирует покоридору, стараясь не стучать каблуками.
— Здравствуйте, — приветливо поздоровалась она,подойдя поближе. — Ждете Николая Ефимовича?
Человек отрицательно покачал головой и без намека надоброжелательность ответил:
— Вас.
— Э-э-э… — пробормотала Лайма. — Хорошо. Тогдапройдемте в мой кабинет. И представьтесь, пожалуйста.
— Меня зовут Борис Борисович, — сообщил мужчина,наблюдая за тем, как она вставляет в замок толстый блестящий ключ и отпираетдверь.
Борис Борисович вошел вслед за ней в кабинет и буквально попятам проследовал к столу.
— Я сяду, — сказал он и, не дожидаясь разрешения,устроился в кресле для гостей. Положил руки на подлокотники и замер.
Лайма невольно отметила, что у него дешевый костюм, ногалстук и ботинки — высший класс. Интересно, кто он такой — член очереднойкомиссии?
— Чаю? — спросила Лайма. — Минералки сольдом?
— Спасибо, мне не хочется, — ответил Дубняк,потому что это был именно он.