- Скорее воды... Скорее воды... - подталкивали друг друга жучки, не двигаясь при этом с места: кому же охота пропустить такое захватывающее зрелище? Когда Стрекоза поняла, что воды ей придется ждать еще долго, любопытство взяло верх над ее слабыми нервами, и она подскочила посмотреть, что будет дальше.
Слепень сел на траву перед коровой.
- Очень опасный трюк, - провозгласил Майский Жук. - Видите, он кормит корову из рук. Какая дрессировка!
- Ох, это так опасно, ведь корова может покусать! - воскликнула Стрекоза и хотела опять упасть в обморок, но передумала.
Между тем дрессировщик сел корове на спину.
- Он ее оседлал! - восхитились зрители.
Корова терпела, терпела, но ей это надоело, она лениво махнула хвостом и смахнула храбреца прочь. Тут любой бы растерялся, но не бравый Слепень!
Дрессировщик полетел назад и, подлетая к зрителям, победоносно крикнул:
- Видали, как я ее пришпорил?
- Браво! Браво! Браво! Храбрецу слава! Слава! Слава! - слышалось со всех сторон.
Героя осыпали цветочной пыльцой и усадили в первый ряд самых почетных гостей.
Шум и аплодисменты так долго не затихали, что Майский Жук потянул за паутинку. Колокольчик зазвонил. Паук, которому теперь сон был не в сон, как ошпаренный выскочил из колокольчика и ринулся на поиски добычи. Когда и на этот раз паутина оказалась пуста, он с негодованием затопал и стал в ярости рвать тонкие нити.
А колокольчик звонил,
звонил,
звонил,
звонил очень долго.
Наконец старичок-паучок уморился и остановился. Он устало прислонился к стеблю колокольчика, поднял голову и только тут увидел Майского Жука, который нарушал его покой. В приливе нового приступа ярости старикашка бросился на обидчика, но сослепу оступился и провалился в дырку, которую сам только что прорвал. Хорошо еще, что ему удалось вовремя ухватиться за паутинку-веревочку. Вскарабкавшись по ней, старичок-паучок в сердцах плюнул, погрозил Майскому Жуку и гордо удалился.
Майский Жук продолжал:
- Переходим к пререканиям. Кто хочет выступить?
- Можно я? - сказала Божья Коровка с кокетливо закрученными усиками, которая сидела рядом с Жуком-Рогачем. Она расправила крылышки и полетела к листу лопуха. Божья Коровка была такая хорошенькая, и ее крылышки так блестели на солнце, что жучки с нескрываемым восхищением провожали ее взглядами, а Вредная Черепашка проворчала: "Прилететь на слет с такими коротенькими крылышками. Позор! И что они все в ней находят? Ничего особенного!"
Между тем Божья Коровка была уже на листе лопуха. Она стрельнула глазками по сторонам, чтобы посмотреть, какое производит впечатление, и сказала:
- Предлагаю переименовать конфеты "Коровка" в конфеты "Божья коровка". У меня все, - хихикнула она и под восторженные рукоплескания полетела на свое место. Когда она пролетала мимо отважного Слепня, тот бросил ей облако цветочной пыльцы. Хорошо еще, что Жук-Рогач ничего не заметил. Надо сказать, что он вообще ничего вокруг не замечал, то ли оттого, что был очень стар, то ли оттого, что тяжелые рога все время тянули его голову к земле.
- А теперь мы заслушаем нашего Жука-Короведа, - объявил Майский Жук.
- Короеда, - поправил Митя.
- Вот именно, короведа, лучшего знатока божьих коровок, - сказал Майский Жук и так посмотрел на Митю, что тот решил промолчать.
Жук-Короед совсем не был оратором, потому что орать он, наверное, не умел и вообще говорил очень тихо:
- Сегодня я хотел бы остановиться на достоинствах...
- Не надо останавливаться. Чего на них стоять? - возразил Майский Жук, который забеспокоился, что если Жук-Короед на чем-нибудь остановится, то они никогда не дойдут до конца заседания.
- Сегодня я хотел бы пройтись по достоинствам всемирно известного произведения "Слово о коровках божьих", - покорно исправился жучок.
Майский Жук с удовлетворением кивнул.
- Трудно сказать, когда это великолепное творение появилось впервые, - продолжал Короед. - Есть мнение, что это случилось еще по появления нашей лиственности. Это предполагает, но совсем не исключает, а даже наоборот... Но может быть и иначе... Есть мысль, что...
Солнце стояло высоко. Над поляной разлился полуденный покой. Казалось, все замерло. Тягучий воздух был напоен зноем. Тихий, заунывный голос жучка навевал дремоту. Глаза у Мити стали слипаться, голова его упала на грудь, и от этого он встрепенулся. Все вокруг спали. Во сне Майский Жук все ниже и ниже клонился к стеблю колокольчика, и, как раз когда он готов был навалиться на него, Короед подхватил его, усадил ровно и, не прерывая своего доклада, назидательно сказал:
- Послушайте, это интересно.
- Да, да, - в полудреме пробормотал Майский Жук и стал досматривать свой сон.
Короед невозмутимо продолжал:
- Кто из нас с детства не знает этих строк:
Божья коровка,
Улети на небо,
Принеси нам хлеба:
Черного и белого,
Только не горелого.
Вдумайтесь в этот образ божьей коровки-труженицы, которая приносит нам хлеб, причем не просто хлеб, но хлеб разных сортов. Именно это и хотелось бы подчеркнуть.
Подчеркнуть Жук-Короед не успел, потому что в это время Майский Жук опять низко склонился к стеблю колокольчика, и докладчик едва успел поддержать его.
- Послушайте, это ведь интересно, - сказал Короед.
Жаль только, что кроме Мити никто его слышать не мог. Все спали.
- Есть еще и другие варианты этой бессмертной поэмы, - продолжил Короед,-
Божья коровка,
Улети на небко,
Там твои детки
Кушают конфетки.
Из этих строк мы узнаем, как живут, то есть что жуют божьи коровки. Как говорится, не хлебом единым...
Муха, которая сидела прямо над паутиной, во сне не удержалась на листе и нечаянно свалилась вниз прямо перед входом в убежище Паука. Колокольчик звякнул, Муха завопила, паутина задрожала, Майский Жук спросонья все-таки ударился головой о стебель, колокольчик трезвонил как на пожар!!!
Все проснулись и подались кто куда. Через мгновение на поляне никого не было. Улетела даже Муха, которую, как и полагается, освободил удалец-комар. А Паук так и не вылез из своего укрытия - ему надоели эти глупые шутки.
Митя с тоской оглядел опустевшую поляну и увидел, что остался не один: на листе лопуха сиротливо сидел Короед.
- Куда же вы? Это ведь интересно! Вернитесь... - растерянно бормотал он.
Одинокий жучок был таким жалким, что Мите захотелось его немножко подбодрить.
